Дориан Грей нахмурился и и как будто смутившись, отвёл взор. Этот, стоящий перед ним изящный, стройный молодой человек бессознательно не мог не понравиться ему. Это приятное, загорелое лицо с налётом усталости и выражением человека, которого ничем нельзя удивить, привлекло его внимание. В низком, грассирующем тембре голоса лорда Генри таилось что-то неописуемо притягательное и очаровательное. Даже руки лода Генри, юные и ослепительно белые, походили на лилии, и скрывали в себе какое-то удивительное обаяние. Едва он начинал говорить, как они начинали двигаться, словно подвластные звукам музыки, и, казалось, говорили каким-то неописуемым языком. Но оказалось, что страх был главным ощущением Дориана в присутствии лорда Генри, и Дориан испытывал из-за этого стыд. Всё это было очень странно. К чему этому малознакомому, чужом человеку было учить его пониманию собственной души? С Бэзилом Холлуордом он был знаком вот уже несколько месяцев, но эта дружба ничего не поменяла в нём. И вот внезапно на его жизненном пути попадается некто, кто как маг или волшебник будто приоткрывает завесу над глубинными тайнами его бессознательной жизни… И между тем, и чего он так испугался? Он взрослый человек, не девочка какая-нибудь, и уж тем более не школьник! Бояться тут совершенно нечего.
– Давайте присядем где-нибудь в теньке! – предложил лорд Генри, – Паркер, кажется, уже принёс нам напитки; а вам совсем не пристало стоять на таком солнцепёке, так и подурнеть можно, и тогда Бэзил отвернётся от вас и не станет вас больше писать. Поверьте, загар вам совсем не к лицу!
– Велика важность – не станет писать! – хохоча, воскликнул Дориан, усаживаясь в кресло в самом конце сада.
– А ведь на самом деле это для вас не шутка, мистер Грей.
– Почему же?
– Потому что вам достались прекрасные сливки юности, а юность – самая большая драгоценность из всех, какими стоит обзавестись!
– Я думал об этом, лорд Генри.
– Понятно, почему вы сейчас ни о чём не думаете! Но рано или поздно настанет мгновение, когда вы совершенно неожиданно для себя превратитесь в старую, сморщенную грушу или хуже того – в развалину, чьи печальные думы вспашут ваше чело, а былые огненные страсти превратят ваши губы в потухающие головешки, – только тогда вы ощутите то, что ощущают все смертные, очень хорошо ощутите. Ныне, где бы вы ни были, вас встречают на ура, и вы всем милы, всем желанны, вами все пленены и очарованы. Но неужели же вы думаете, что так будет всегда? У вас поразительно гармоничное лицо, мистер Грей. Ради бога, не хмурьтесь, я правду говорю. А красота, поверьте мне – форма гениальности, и она стоит даже много выше, чем гениальность, потому что ей не требуется доказательств или объяснений. Красота – одно из величайших чудес света, как Солнце, например, или Весна на дворе, или как отражение в мрачных ночных водах серебряной