– Ну, хорошо… Ну, оскорбляю! И что дальше?… Вы лучшего и не стоите!
Лукомский растерянно захлопал глазами, затем собрался, принял снова «достойный» вид и медленно, чеканя каждое слово, произнёс:
– Я уже только по одному тому не могу оставить у вас сына, так как вы воспитаете его в ненависти ко мне… Иначе и быть не может, потому, что вы ненавидите меня… Поэтому я ставлю своим долгом изъять у вас Александра и воспитать его в такой среде, где он приучился бы смотреть на меня, как на отца. И я требую, – голос Лукомского перешёл в визгливый тембр, – требую, чтобы вы передали его мне в самом ближайшем времени!
– Пфф… Ни за что! Я скорее умру, чем отдам его вам! Человек без сердца не имеет права воспитывать детей, даже своих! Нельзя воспитывать без любви!
Лукомский снова выпрямился во весь рост.
– Ну, это мы посмотрим… Закон стоит на моей стороне.
Елизавета Сергеевна возразила:
– Никакой закон не может допустить бесчеловечности!
– Я обращусь в суд, и с удовольствием познакомлю вас с этим законом.
– Никакой суд не решится нарушить божью правду и отдать детей на гибель!
– Стало быть, вы категорически отказываетесь передать мне Александра?
– Господи, боже мой! – вспыхнула Елизавета Сергеевна. – Как будто это его вещь какая-то! Категорически ясно и твёрдо вам говорю, что я ребёнка вам не отдам. Вы отец, но и у отцов отбирают детей!
– Это ваше последнее слово?
– Последнее! Будьте уверены!
– В таком случае, я считаю дальнейшие переговоры бессмысленными.
– Считайте как хотите.
– О моих дальнейших действиях вы узнаете от моего поверенного.
Елизавета Сергеевна пожала плечами.
– Если ваш поверенный явится сюда с тем, чтобы забрать Сашу, то двери перед ним будут закрыты. Так и знайте!
Прикусив нижнюю губу и грозно вздохнув и выдохнув, Лукомский попрощался, откланялся и с достоинством удалился. Он понимал, что теперь остаётся только одно: официальные действия, а именно суд.
Смутное и колеблющееся намерение отобрать сына окончательно окрепло в нём после этой встречи. Как старательно не отворачивался Лукомский от угнездившийся в нём чувства мести, но чувство это, верно подмеченное Елизаветой Сергеевной, взяло верх. Он решил, во что бы то ни стало, забрать сына. Поэтому, несмотря ни на какие хлопоты, он собирался немедленно начать дело и довести его до конца.
Глава пятая
В приёмной присяжного поверенного Миллера было ещё пусто.
Убранный кабинет, с претензией на оригинальность и богатство, выглядел мрачно и неуютно, несмотря даже на солнечно-безоблачный день. Стены, обклеенные тёмными, представляющими подделку под что-то роскошное, обоями, тёмная низенькая мебель, тёмный ковёр во всю комнату и мрачные шкафы с книгами придавали кабинету угрюмый, недоброжелательный вид, наводивший тоску