Его прыжки были немного неловкими, потому что на столе оказалась чистая белая скатерть: поскольку был только еще понедельник и у нее не было времени испачкаться. А вы знаете, что Домовой жил в угольном подвале, и его ноги были чёрными от беготни по угольной пыли. Поэтому, куда бы он ни ступал, он оставлял след, пока, наконец, вся скатерть не покрылась чёрными пятнами.
Не то чтобы он возражал против этого, на самом деле наоборот он очень старался, чтобы сделать ткань как можно более грязной, а затем, громко смеясь: «Хо-хо-хо!» – прыгнул к очагу и стал дразнить кошку. Он то пищал, как мышь, или щебетал, как сверчок, или жужжал, как муха, и в целом так сильно беспокоил бедную Маффи, что она убежала и спряталась в самом дальнем углу, предоставив ему очаг весь целиком, где он спокойно пролежал до рассвета.
– Ах ты, мерзкая кошка! Теперь я все поняла: это ты съела весь ужин…
Затем, услышав легкий шум наверху, вызванный проснувшимися слугами, он снова вскочил на стол, проглотил несколько оставшихся крошек на завтрак и убежал в свой угольный погреб, где спрятался под своим большим угольком и заснул на весь день.
Так вот, кухарка спустилась вниз несколько раньше обычного, потому что вспомнила, что ей нужно убрать остатки ужина, но, о чудо, убирать было нечего. Вся еда была съедена – сыр выглядел так, будто дюжина мышей грызла его и прогрызла до самой корки, молоко и сидр были выпиты – а мыши, знаете ли, не любят молоко и сидр. Что же касается яблочного пудинга, то он исчез совсем, а блюдо было вылизано так чисто, как будто Боксёр, дворовый пёс, съел его в своём самом голодном настроении.
– А моя белая скатерть… О, моя чистая белая скатерть! Что с ней могло случиться? – воскликнула она в изумлении.
Потому что всё было покрыто маленькими чёрными следами, размером с детскую ступню, – только ведь дети не носят обувь с каблуками, не бегают и не лазают по кухонным столам после того, как вся семья легла спать.
Кухарка сначала немного испугалась, но её испуг быстро сменился гневом, когда она увидела большую черную кошку, удобно растянувшуюся на камине. Бедняжка забралась туда, чтобы немного вздремнуть после ухода Домового.
– Ах ты, мерзкая кошка! Теперь я все поняла: это ты съела весь ужин, это ты ходила по моей чистой скатерти своими грязными лапами.
У кошки были абсолютно белые лапы, максимально чистые, но кухарка даже не подумала об этом, как и о том, что кошки обычно не пьют сидр и не едят яблочный пудинг.
– Сейчас я отучу тебя воровать еду…
Кухарка схватила метлу и стала лупить бедную киску, пока она не убежала, жалобно мяукая. Она ведь не могла говорить – несчастная кошка! – и рассказать людям, что это всё это натворил Домовой.
Следующей ночью кухарка решила, что все будет в порядке, поэтому, вместо того чтобы позволить кошке спать у огня, она заперла ее в холодном угольном погребе, заперла дверь, положила ключ в карман и пошла спать, оставив