Я попросил маму, чтобы она меня будила в 6 утра. Вставал, одевался, выходил на площадку и тренировался. Бегал, отжимался, подтягивался на брусьях. Я не мог провалить этот следственный эксперимент. Вот до какой степени хотел отбелить свою репутацию.
Я тренировался каждый день все две недели. Во время эксперимента на школьной площадке собралось полсотни человек. Все пристально наблюдали за тем, как я показывал то, чего на самом деле не делал. Все уже давно всё знали, дошло уже до самых тугих, что происходит. Но страх перед Игорем и боязнь быть вне стада брала вверх.
Эксперимент был закончен. Суд. На мне условка. Но ситуация так и не поменялась. Я остался тем самым изгоем.
Спустя время после того случая, тех самых пацанов из зеленых Жигулей уже не осталось в поселке. Все разъехались с семьями по разным местам. Фактически я был один. Я просто боялся выйти на улицу. Не потому, что меня изобьют, физически в отношении меня это сделать довольно сложно. Моя комплекция не позволила кому-либо подойти ко мне. Но именно моральное давление было настолько сильное, какого я не испытывал больше никогда в жизни.
Помню, как сидел дома на полу, обхватив колени, смотрел в одну точку и покачивался как умалишенный. Я просто не понимал, что будет дальше, и как мне теперь жить с этим глобальным обманом, учитывая, что каждый день ситуация всё больше накалялась.
Когда говорю, что слухи ходили по всему поселку, то не утрирую, ровно так оно и было. Я захожу в деревенский туалет, там написано мое имя и мат. Я иду в магазин – на его стенах мое имя и мат. Это клеймо преследовало меня.
К тому моменту у меня оставалось еще два друга – Сашка и Ванька. Давление было настолько сильное, что однажды я подошел к пацанам и сказал:
– Пацаны, мне походу хана. В смысле меня по-любому морально сожрут. И, если вы будете со мной, то и с вами сделают то же самое.
– Мы с тобой до конца, брат, – сказали мне оба верных друга, – мы знаем, что ты этого не делал.
Ванька пропал с радаров уже на следующий день очень резко и красиво. Он даже вроде бы куда-то уехал на время. Понимал, что не хочет, чтобы его репутация была также очернена. Ну а Сашки хватило на неделю. Потом исчез и он.
Это было первое касание слова «дружба», которое я ощутил на себе. От меня отвернулись все: одноклассники, друзья, весь круг моего общения. Рядом были только мама и младший брат. По факту ты один, сидящий в этой маленькой школьной комнате. А все остальные по другую сторону баррикад, они все против тебя. И это очень страшно. Страшно засыпать, когда в два часа ночи в окно, под которым стоит кровать мамы и брата, залетает кирпич. Страшно просыпаться, потому что на утро ты смотришь на стёкла, а твое сердце разрывается от боли.
Меня спасло чудо. Точнее моя мама – мудрейший человек.
Она