Услышать такое пацану в подростковом возрасте, это тотальная неопределенность, типа: «Че? В смысле?» Ты 13 лет прожил с отцом, знаешь его историю, видел, как он тебя воспитывал, растил. И тут тебе мама выдает такую инфу. Я испытывал очень смешанные чувства.
Мама порекомендовала мне отправить письмо родному отцу. Написать, что мол, всё хорошо, жив, здоров. Я это сделал практически сразу же. Но на два года убрал конверт в стол. Столько времени мне понадобилось для осознания, что мой папа Лёша – на самом деле мне не папа. Мозг просто отказывался в это верить. Один момент я словил себя на мысли, что хочу забыть все услышанное как страшный сон.
В том письме я настрочил что-то в духе: «Привет, папа! Я жив, здоров, все хорошо». Ровно через два года я решился его отправить. Оно ушло по адресу, который мама знала наизусть. И уже через неделю случилось то, что в корне изменило мою жизнь.
Раньше были телеграфы на почтах, по ним можно было созваниваться с городом, в котором адресат заказал звонок. И вот мне пришла повестка, что некий Хакимов хочет поговорить со мной. Я понял, что единственный человек с такой фамилией, – это мой родной отец. Тогда мне уже исполнилось пятнадцать лет.
В телефонной трубке я услышал: «Алло, Саид! Приезжай, королем будешь». После чего я реально испугался. Мне даже верить не хотелось, что я дагестанец, да кто бы ни был, для меня это была чужая история. В принципе при первом касании такое тяжело принять. Будто тебя в другой мир закинули.
В голове сразу куча вопросов. Но самый главный вопрос, почему Саид? Ведь меня Стас зовут по паспорту – Станислав Алексеевич.
Отец сказал: «Я богатейший человек. А ты старший сын, ты наследник всего моего состояния». Позже он часто будет это повторять.
Стоя у трубки телеграфа, я прокручивал в голове наши скитания по городам и общежитиям. В 15 лет я получил звонок, в котором мой генетический отец, которого я никогда не видел, говорит: «Саид – ты наследник. Ты старший сын, таков закон!»
Только сейчас я могу понять детей, которые оказались в такой же ситуации. Когда ты не видишь полжизни своего родителя, а потом узнаешь о его существовании. Встречаешь, обнимаешь, а внутри ничего. Нет чувства, которое называется воспоминания.
По факту лишь воспоминания делают нас ближе друг к другу. А не знание о том, что где-то есть такой человек.
Когда я шел домой, то я спрашивал у Бога: «Господи, да как так получилось-то?!»
На шинах возле школьного двора сидели мои ребята. Дверь нашей квартиры была как раз напротив коробки, так мы называли каток. А летом это было поле для футбола. Там всегда царил движ, собирались парни, общались.
Я подхожу и говорю:
– Прикиньте, пацаны, у меня