Келедона умолкла посреди ноты. И удивленно уставилась на меня, а потом улыбнулась от удовольствия.
– Гроувер! – завопил я во все горло. – А ну дуй сюда!
Лира тоже заткнулась. Над краем крыши возникла физиономия сатира.
– Ой, Перси… Мне… мне так жаль!
– Да все нормально, чувак!
Я изобразил улыбку, постаравшись параллельно передать ему по эмпатической связи реальное положение дел. Целые связные мысли мне посылать никогда не удавалось, так что я постарался сосредоточиться на самом главном: будь наготове, соображай и действуй быстро. Надеюсь, дружище не протупит.
– У тебя там не найдется ручки с бумагой? – крикнул я ему. – Я хочу перед смертью взять у этой леди автограф.
Гроувера аж перекосило.
– А… Э… нет. Но у тебя в кармане джинсов разве не было ручки?
Самый. Умный. Сатир. На свете. Браво! Отлично схватывает парень.
– А ведь верно! – я умоляюще воззрился на келедону. – Пожалуйста? Последнюю просьбу, а? Не могли бы вы извлечь ручку у меня из джинсов и подписать… да хоть бы их и подписать? Тогда я умру счастливым.
Золотые статуи не краснеют, но келедона выглядела крайне польщенной. Она наклонилась, ухватила джинсы, вытащила их на крышу и достала из кармана ручку.
Я аж дыхание задержал. Никогда еще не видал Волнолом в руках у чудовища. Если она догадается, что дело нечисто, если поймет, что ее пытаются надуть, то может убить Гроувера. Клинки из небесной бронзы и на сатиров отлично действуют.
Дева меж тем изучала ручку, словно никогда ничего подобного не видала.
– С нее нужно снять колпачок, – любезно подсказал я.
Пальцы уже начинали соскальзывать с балки.
Келедона положила джинсы на бордюр рядом с клеткой и отвинтила колпачок. Волнолом обрел жизнь.
Если бы я сейчас не висел над пропастью, то непременно оценил бы картину. Самое смешное, что я видел в жизни, ей-богу. Знаете, бывают такие розыгрыши: банка с конфетами, а под крышкой спрятана свернутая пружиной игрушечная змея?
Ну, вот тут было то же самое, только вместо игрушечной змеи наружу выскочил трехфутовый меч.
Небесный клинок вырос внезапно и во всю длину. Келедона отшвырнула его и отскочила подальше с отнюдь не музыкальным взвизгом. Естественно, она обратилась в птицу, но Гроувер был тут как тут. Он отбросил Аполлонову лиру и, схватив толстенькую золотую куропатку обеими руками, в мгновение ока запихал ее в клетку и захлопнул дверцу.
Обезумевшая келедона принялась верещать и биться внутри, но места, чтобы превратиться обратно в женщину, не хватало, а в птичьем облике никакой магии у нее в голосе, слава богам, не осталось.
– Отличная работа! – воскликнул я.
Судя по физиономии Гроувера, его должно было вот-вот стошнить.
– Я, кажется, поцарапал лиру Аполлона, – траурно сообщил он мне. – И только что посадил