– Не так сильно! – прошептала она сквозь стон и, чуть отступив назад, скрестила ноги.
«Значит, все-таки постеснялась! – решил я. – Выходит, не настолько она пьяна!»
– Как тебя зовут, красавица?
В этот момент дверь по ходу движения электрички снова распахнулась.
Контролерша уже пришла в себя, и голос к ней, похоже, тоже вернулся:
– На разврат мы уже посмотрели! Теперь хотелось бы увидеть билетики! – и глубоко вдохнув, проорала. – Гена! Ну где ты там!
Дверь за моей спиной открылась, и мужик, на которого я давеча гаркнул, вытолкал нас в тамбур к свирепой контролерше. Девушка, имя которой мне так бесцеремонно помешали узнать, закусила губу и попробовала нагнуться за сумочкой. Я опередил ее. Она с благодарностью смотрела на меня. На свету ее глаза были еще прекрасней. Я так увлекся их созерцанием, что чуть не забыл о втором психологическом ударе.
– Любимая, покажи им скорее билетики и вернемся в нашу темную берложку!
При этом я обнял девушку одной рукой, а другую засунул в сумочку, делая вид, что помогаю искать билеты.
– Не спеши! – прошептал я ей на ухо и запечатлел долгий поцелуй на ее тонкой шее.
Она даже не смутилась. Похоже, что после случившегося с нами в переходе порог стеснительности был пройден.
– Вот! Один нашла! Где же другой?! – нетерпение в ее голосе было неподдельным.
В дополнение ко всему вагон тряхнуло сильнее обычного, и девушка простонала, машинально схватившись за низ живота.
– И не говори! – повторил я ее жест и поправил выступающее сквозь трико хозяйство.
Контролерша все поняла как надо.
– Вы бы хоть людей постеснялись! Пошли, оглоеды! – это уже своим сопровождающим.
Когда раздвижные двери за ними закрылись, вместо привычного: «Граждане, готовим билетики!» донеслось негромкое: «Вам бы только водку жрать, импотенты хреновы!»
Гена с Колей забурчали что-то в свое оправдание.
Кураж прошел. Я прислонился лбом к прохладному стеклу дверей. Мне было неловко.
– Ира.
– Что? – не понял я.
– Ты же спрашивал, как меня зовут.
– А-а-а, ну да.
– А тебя?
Без шепота ее голос оказался на удивление глубоким. Но это ее ничуть не портило. Наоборот. Мягкие грудные нотки успокаивали, звали прилечь на ее груди, как на пушистой перине, и плыть в неведомые дали.
Меня как обычно куда-то понесло.
«Вот так всегда! Побахвалюсь, языком намелю, типа самый крутой, а потом куда все девается?»
Я