Семён Васильевич Пикулев выкатил к общему столу бочонок пива да бочонок не менее ядрёного кваса. Лучше его жены никто в округе не умел делать ни пива, ни кваса. Бабы напекли пирогов с малиной, с клубникой, с грибами, несколько высоких караваев хлеба. Семён Васильевич удовлетворённо поглядывал, как его красавица жена Маланья Тимофеевна вместе с другими бабами режет на щедрые куски хлебы и пироги, раскладывает угощенья на расстеленные домотканые полотенца. Угощений привезли кто что мог: огурцы, варёные яйца, черёмуха в меду, шаньги и пироги, солёные рыжики и грузди. Достаток был у каждого свой, но каждый двор старался припасти к празднику всё самое лучшее, на что был способен
Мимо мужского кармалинского кружка как-то бочком прошла тощая Аграфена. Уж такое жуткое обличье эта баба имела, что матери, бывало, пугали своих раскапризничавшихся ребятишек: «Хватит уросить, не то Аграфена услышит и заберёт!» – и малыш тут же опасливо озирался и прекращал плакать. Мальцы постарше, пробегая мимо окон её избушки, обычно останавливались ненадолго, чтоб прокричать: «Бабка Ёшка, выгляни в окошко!» – и сразу с хохотом разбегались. Вот и сейчас кто-то из мужиков при виде её присвистнул, кто-то хохотнул, Семён Васильевич отвернулся. Какой-то остряк громко спросил:
– И почто ты, Семён Васильич, такую страшную полюбовницу себе выбрал?
Семён усмехнулся, пробурчал:
– Рожа-то хоть овечья, лишь бы м… да человечья.
Маланья Тимофеевна и Семён Васильевич Пикулевы
Мужики беззлобно засмеялись. Все знали, что Маланья Пикулева каждый год ходила тяжёлой, а куда здоровому мужику в такой ситуации деваться со своей мужичьей нуждой? Одинокая бездетная соседка Семёну никогда и не отказывала. Ну а что? Дело соседское, у всякого своя нужда имеется. На замужество Аграфена надеяться не могла, а характер имела беззлобный. Как не пособить хорошему человеку? Семён Васильевич малость посмеялся со всеми, но вскоре посерьёзнел лицом, прокашлялся, прочищая глотку. Вопрос его беспокоил важный.
Мужики после шуточек и пересмешек перешли к обсуждению налога на нэпманов. Он был почти в два раза выше того, что накладывали на членов товарищества. Мужики чесали бороды и затылки, прикидывали, может, им тоже товариществом обозваться, а жить, как и прежде, единолично? Прокатит ли такая их хитрость? Нет? Гадали, ограничится ли этим законом советская власть, или же грядут более жёсткие притеснения крестьянства? Ходили уже слухи о колхозах, где вообще всё будет общее, вплоть до баб, но всё же думать о плохом сегодня никому не хотелось. Мужики хотели просто жить своим трудом, своим умом, по субботам хорошенько попариться