на глубинный народ.
Стиснув зубы, века
он плетётся вперёд.
Его ноша легка,
но он еле идёт.
От извечных снегов
до субтропиков он
прославляет волков,
презирает закон.
Он меняться готов,
но считает ворон.
А его пастухи
далеки от забот.
Вроде все от сохи,
но соха их гнетёт.
Льют ведро чепухи
под шуршанье банкнот:
«Нам ещё подождать,
нам сейчас не о том,
отсырела печать,
может как-то потом…
Все соседи плохи,
Ганнибал у ворот!»
Посчитай их грехи —
это длительный счёт.
Так и тащится вдаль
недоделанный Рим
через боль и печаль,
и без веры к чужим.
«Коль и наших не жаль,
то чужих победим».
Посмотри свысока
на глубинный народ.
Стиснув зубы, века
он плетётся вперёд.
Его цель далека
и всё ближе исход.
Напутствие
Средь нищеты и вырождения,
где грех умножен отрицанием,
предотврати своё падение
хотя бы временным молчанием,
хотя бы временной иронией
(твоим единственным оружием)
и пусть вокруг царит агония —
смотри на это с равнодушием.
Здесь нет ни бога, ни отечества,
здесь царство лжи и лицемерия.
Здесь раболепие с младенчества
взрастило целую империю.
И в силу собственной ущербности,
плюс безысходности и трусости —
на протяжении всей вечности
здесь славят собственные глупости.
Не потребляй все эти гадости,
забудь все лживые пророчества.
Смотри на мир глазами радости,
а это значит – одиночества.
Не жди чужого пробуждения,
вооружись моим напутствием.
Предотврати своё падение
хотя бы временным отсутствием.
В темноте
– Совсем темно… Но то не до утра,
а просто тьма сейчас сильнее света.
Сказал старик, и отблески костра
в его глазах лишь подтвердили это.
Внутри зрачков, сражённых слепотой,
застыла боль обиды, всё былое…
Он много лет боролся с темнотой:
и со своею личной, и с мирскою.
Писал статьи и книги, вёл дневник,
в котором предрекал все неудачи.
Теперь же это был слепой старик,
но многое он видел лучше зрячих.
Вот и сейчас в полночной тишине,
пока огонь пылал неутомимо,
он видел пламя в тлеющей стране,
хотя страна не видела и дыма.
– А, может быть, и правда всё пустяк,
и нет причин плеваться на всё это?
И ничего, что пляшут на костях
придворные шуты, певцы, поэты?
Что царь безумен, что убог народ,
что