– Единственным моим желанием сейчас является желание помочь и вытащить тебя из беды, – говорю я вербуемому, – но я не смогу этого сделать, если ты не будешь мне доверять!
Вербуемое лицо вслушивается в задушевные обертоны моего голоса и медленно, но неотвратимо начинает «плавиться». В конце «дружеской» беседы мой собеседник ставит подпись под документом о негласном сотрудничестве со мной, то есть с «конторой», получает оперативный псевдоним, и мы, уже с ним на равных, оговариваем условия связи.
Интересно, на чём сегодня меня будут ловить? За последствия я не боялся, так как с Бариновым мы давно оговорили мои действия в подобной ситуации.
– К тебе, как к «офицеру для особо ответственных поручений», сильные мира сего и их подопечные будут проявлять повышенное внимание, – монотонно поучал меня генерал. – Многие из них захотят заполучить тебя в свои сторонники. Осторожно, но настойчиво они начнут обрабатывать тебя. Это может быть компромат по службе или «медовая ловушка»[4]. Для тебя, вероятней всего, они припасут связь с очень красивой, но замужней женщиной. Причём замужем она будет за очень высоким чином, возможности которого стереть тебя в порошок значительно превосходят твои шансы на выживание.
Здесь Владимир Афанасьевич сделал многозначительную паузу и посмотрел на меня так, словно я уже лежал в лакированном гробу в парадной офицерской форме в окружении печальных родственников, немногочисленных коллег и многочисленных любовниц.
– Самые нетерпеливые из них постараются тебя купить, и за ценой не постоят, – продолжил он монотонным голосом, отринув от себя виденье моей безвременной кончины. – Думаю, что мне не надо говорить тебе, о том, что ты ни в коем случае не должен быть завербован из корысти. Никто не поверит, что такой человек, как ты, позарился на деньги. Ты должен «сломаться» на компромате – это достоверней всего: блестящий офицер не хочет жертвовать карьерой, поэтому принимает условия навязанной ему игры.
В салоне на заднем сиденье ждал мужчина, который являл собой копию перехвативших меня возле метро мальчиков. Только это была постаревшая копия, лет на двадцать пять, а в остальном то же самое: тот же внимательный проникающий в душу взгляд, та же офицерская выправка, скрытая под гражданским платьем, и такая же неброская аккуратность в одежде. Вот только костюмчик на нём гораздо дороже, чем на его молодых коллегах, да и под мышкой не было кобуры с пистолетом. Пистолет ему давно ни к чему, потому как он давно на другом, более высоком административном уровне, и оперативной работой если и занимается, то только для себя, так сказать, для души, по старой памяти.
Секунд двадцать мы изучали друг друга, потом он протянул мне руку для рукопожатия:
– Здравствуйте, полковник, – произнёс чиновник приятным баритоном. – Я так понимаю, что представляться