– Иисусе, – вздыхает мама, – я сожалею о моменте, когда научила тебя читать.
– И говорить.
Эди улыбается и бросает взгляд на маму в другом конце кухни, но на её лице ни света, ни лёгкости. Улыбка Эди растворяется в беспокойстве: с того момента, как родители рассказали ей всю историю, они словно перестали претворяться.Если раньше у Галица была дочка, которая смотрела на них без призмы сострадания, то сейчас у них не осталось пространства для игры в счастливый домик. Семья Ребекки была счастлива избавиться от необходимости претворяться, когда отец оставил их наконец. Многие семьи в классических для кого-то книжках страдали от притворств. Но только не под их крышей. На этом этапе понимания своей семьи Эди больше удивляется совпадениям с остальными людьми.
– Во сколько придёт Ребекка? – спрашивает мама, будто увлечённо раскладывая овощи на блюдо. Привычка зацикливаться на однообразных действиях в моменты глубоких переживаний сидит в ней столько, сколько Эди себя помнит.
– Через час. Пойду покормлю Чипа.
И, конечно же, Чип во дворе оставляет дополнительные следы на её футболке в порыве счастья.
– Привет, не виделись пятнадцать минут
От боли Эди морщится – он любит вминать когти в её живот от удовольствия, – но не отдаляется.Она кладёт ему одно свиное рёбрышко, что для Чипа лишь аперитив, но обещает:
– Не сдавай меня, и я отдам тебе свой обед.
Отвлечённый косточкой Чип ничего не обещает в ответ, но и не жалуется. Эди аккуратно гладит его спинку и радостно вздыхает: такие простые мелочи наполняют её сиюминутным счастьем. Оно длится меньше, чем счастье от сложной загадки, но и достаётся легче.
Спустя три маминых замечания Эди соглашается поменять футболку и, скрыв несформировавшееся тело под тканью,расслабляет черты лица в отражении. В зеркальную рамку всунуты шпаргалки из книги о человеческом поведении: «Трепещут крылья носа – злость», «Приподнятые щёки – недовольство», «Расслабленный рот – удивление», «Неподвижный взгляд – скрытие».
– Привет, Ребекка, – ровно произносит она и без спешки фокусируется то на левом, то на правом глазе. – Разве похоже, что я видела, как вчера тыпереспала с Трисс? – правая бровь взлетает, левая опускается, рот остаётся расслабленным. – Ну вот и не говори глупостей.
Кажется, без проколов.
– Уф!
Уперев локти в колени, она складывается пополам на стуле. Когда Эди не фантазирует о том, как преступники торговали её родственниками, мысли вьются вокруг сломанного маминого взгляда и громкого молчания отца. А когда не думает о родителях, вспоминает,