Мария появилась через час. Сегодня она выглядела наряднее обычного. При ее виде у меня сжалось сердце, мне предстояло уехать от этой чрезвычайно милой и доброй девушки, которая оказалась единственным другом в чужой стране. Эта девушка не испугалась, хотя была трусихой, не поддалась на угрозы и нашла возможность в рабочий день приехать проводить меня, чтобы я не чувствовал себя одиноким.
– Маджид не появлялся? – с порога спросила она, обнимая меня.
– Нет, думаю, пока рано, – я помог Марии, взял у нее сумку с продуктами, – зачем столько много? Я же все равно сегодня уезжаю. Куда мне все это тащить, не зная, как я там размещусь, не зная, есть ли там холодильник. Я скорее ворчал, хотя был благодарен девушке за заботу.
– Неизвестно чем там кормят, надо взять с собой запас на пару дней. Мария начала выкладывать продукты из сумки. Я же, убрав в свой чемодан все, что могло мне пригодиться, со вздохом стал облачаться в арабскую одежду. Надо было привыкнуть, ведь мне предстояло ехать в лагерь именно в ней.
Мария прыснула со смеха, когда перед ней предстала новоявленная арабка.
– Ты слишком высока для арабки, – заявила она, – они все щупленькие и мелкие до замужества, однако, как родят, сразу раздаются вширь, их легче перепрыгнуть, чем обойти. Вот так, перебрасываясь шутками и попивая кофе, мы убили часа полтора, когда раздавшийся звонок не возвестил, что у нас гости, причем гости, нами ожидаемые.
На пороге стоял наш сосед Маджид и его почти точная омоложенная копия, брат Мухаджир. Мухаджиру на первый взгляд было лет пятьдесят. Грубое обветренное, практически безбородое лицо, если не считать маленького островка щетины на подбородке, руки труженика, все в мозолях. Одетый скорее по-европейски, нежели по местному этикету, Мухаджир был немного выше своего брата и, возможно, поэтому сутулился. Но было одно отличие: глаза Мухаджира были глазами торгаша и афериста. Не будь он братом Маджида, я бы не осмелился доверить ему себя в этой поездке.
Они оба прошли в комнату и, при участии Марии, мы снова повторили наши действия по пути в лагерь беженцев. Я должна была изображать дочь Мухаджира, а чтобы меня не вычислили, я должна была изображать немую с рождения, поэтому мне категорически было запрещено пытаться разговаривать в случае проверки. После того, как мы дважды прошлись по сценарию, и от меня было получено четкое заверение, что я слепа и нема во всем, что касается общения, Маджид прочитал коротенькую молитву и, проведя руками по лицу, поднялся. Он что-то отрывисто сказал брату и вышел в дверь. За ним, взяв в руки мой чемодан, спустились мы все. Мухаджир замыкал наше шествие, он же закрыл квартиру и передал ключ брату.
Пройдя метров сорок, мы свернули в проулок, где стояла машина продавца зеленью. Это был фургончик,