Иван рассказывал, что на этом болоте, поросшем мхом, часто прятались беглые каторжники и там же умирали, топли в болоте. А тех, кого ловили, приколачивали здесь же цепями к деревьям, чтобы неповадно было остальным.
Однако сегодня я пошла гулять в другую сторону. Когда проходила мимо больницы, почувствовала, что испытываю некий трепет, не страх, но что-то похожее. Ускорилась, потому как уже темнело. Здание клуба располагалось не дальше чем в двадцати метров от забора больницы. В клубе у каких-то парней (похожи на старшеклассников) выяснила, что показ фильма будет через два дня. Какой фильм будут показывать, не сказали. «Не все ли равно?» – спросил меня один из них.
И в самом деле, есть ли фильм, на который я бы сейчас не пошла?
Когда ко мне в гости впервые зашел Иван, я уже собиралась спать, измученная от приключений сегодняшнего дня. Иван был пьян. Видимо, в другой день на пороге моего дома не решился бы появиться.
Пьяный Иван был говорлив.
– Почему я должен переживать за этот черный народ? Я сволочь, что научился не поддавать виду? Хотят, чтобы кланялся, не раздумывай – кланяйся, а они про себя думают: «Ой, как ты удивишься, голубчик». Только так и можно стать кем-то, чего-то добиться.
Я незаметно записывала за ним. Хотя почему же незаметно, вполне себе открыто записывала. Только он не придавал этому значения, наверное, полагал, что пишу «статейки», так он называл мою работу.
Еще вопрос? Почему по пьяни мы так любим плакать? Все может начинаться с куража неистового, а потом обязательно все завернется так, что вспомнится и государство, и политика, и обиды, и смысл жизни. И все мечемся из стороны в сторону, как будто изменить что-то жаждем, но не можем и сами не понимаем почему так, оттого пьем еще больше, чтобы ответы найти, пока не отрубимся до утра.
Эдуард, помнится, в таком состоянии всегда либо плакал, либо совершал попытки все изменить. Однако странны и смешны были эти порывы, не из-за намерения, а из-за исполнения. Например, был случай, когда с другом они поспорили кто из них бесстрашнее, поскольку для того, чтобы мир изменить, нужна отвага неимоверная. И чтобы ту самую смелость проявить, они друг другу задания сочиняли. Эдуард заставил друга на стойку бара залезать и танцевать, а друг Эдуарда – о стол голову разбить. Эдуард в тот раз, кстати, был уверен, что победил, но мне его три шва как будто об обратном говорили.
– Я не понимал, что движет этими людьми, какие у них помыслы. Казалось, мы из разных миров. Так вот, что было бы, если бы я встретил древнего человека?
Тема тюрьмы для Ивана была неиссякаема, а вначале, помнится, и говорить о ней не хотел. Что