– Еще бы, – сказала миссис Пуллет, – потому что вы помните, что именно и когда я говорила, лучше меня самой. У него прекрасная память, у моего Пуллета, – продолжала она, с жалостью и сочувствием глядя на сестру. – Мне будет очень не хватать его, если с ним приключится удар, потому что он всегда знает, когда я должна принимать снадобья, прописанные мне доктором, а ведь я принимаю три разных вида.
– Пилюли каждый вечер через день, новые капли в одиннадцать и в четыре, а шипучую смесь – «по мере надобности», – отбарабанил заученным тоном мистер Пуллет, правда, с некоторыми паузами – на языке у него лежала пастилка.
– Пожалуй, сестрице Глегг было бы лучше самой наведаться к доктору вместо того, чтобы жевать волнистый ревень всякий раз, когда с ней приключается расстройство, – посетовала миссис Талливер, которая, что вполне естественно, верила в безграничные возможности медицины исключительно в применении к миссис Глегг.
– Это ужасно, – заявила тетушка Пуллет, сделав попытку всплеснуть руками. – Как люди могут шутить с собственными внутренностями! Это ведь все равно что плевать в лицо провидению. Иначе для чего нужны доктора, если мы не зовем их к себе? Особенно когда у тебя есть деньги для этого, что совсем не выглядит респектабельно, как я много раз говорила Джейн. С такими знакомыми мне и знаться-то стыдно, право слово.
– Полагаю, нам совершенно нечего стыдиться, – возразил мистер Пуллет, – потому что теперь, после кончины старой миссис Саттон, другой такой пациентки, как ты, доктору Тернбуллу вовек не сыскать во всем приходе.
– Знаешь, Бесси, а ведь Пуллет хранит все мои бутылочки со снадобьями, – сказала миссис Пуллет. – И не даст продать ни одной. Он уверяет, что после моей смерти их увидят только самые достойные. А сейчас они уже занимают две длинные полки в кладовой. Но, – добавила она, всплакнув немного, – не случится ничего страшного, если они заполнят и целых три. Я ведь могу умереть и до того, как допью последние. Коробочки из-под пилюль лежат в стенном шкафу в моей комнате – не забудь об этом, сестрица, – а вот от облаток останутся одни только счета да рецепты.
– Не говори о своей кончине, сестрица, – взмолилась миссис Талливер. – Если ты вдруг умрешь, то между мной и сестрицей Глегг не останется никого. А ведь никто, кроме тебя, не сможет заставить ее помириться с мистером Талливером, потому что сестрица Дин никогда не встанет на мою сторону, а даже если такое и случится, она все равно не сможет говорить так же, как ты, потому что у нее нет независимого состояния.
– Знаешь, твой муж, он ведь и впрямь неуклюжий и тяжелый человек, Бесси, – заметила миссис Пуллет, уже готовясь добродушно пожалеть и сестру, и себя саму. – Он никогда не вел себя с нашей семьей так мило, как должен был, да и дети пошли все в него: мальчик себе на уме и проказлив, убегает от своих дядюшек и тетушек, а девочка груба и смугла. Судьба жестоко обошлась с тобой, и