Николай помолчал немного, словно пытаясь понять, что же такое с ним приключилось тогда.
Хотя я и думал, что он давно понял, иначе не стал бы рассказывать свою историю, но всё-таки заметил:
– Эффект толпы… Деперсонализация, – неожиданно я вспомнил интересное словцо, – говорят, что чем больше толпа, тем больше эффект, особенно, ежели персона не слишком-то и сформировалась…
– Да там и толпа-то не Бог весть какая была. Человек сто… Но, тем не менее, да… – согласился он, – самое интересное, что Цой ведь про другие перемены – не про те, о которых мы орали, или же сейчас продолжают орать – излагал. Он же про себя пел… Это я сейчас, если хотите, как этномузыколог заявляю. Достаточно просто текст внимательно прочитать… «Больше нет ничего, всё находится в нас…». Ведь и правда, легче крушить всё вокруг, чем изменить свою жизнь. Так и тянем… до последнего.
– Может, оттого и умер? В каком-то смысле, вовремя. Ну… чтобы остаться, а не стереться в прах… заживо.
– Эк вы… Двусмысленно. Хотя да, многие стёрлись, при всём благополучии… Но я продолжу? Потом я с этим парнем… Витёк звали… познакомился шапочно – они с женою в общаге жили, им комнату выделили. Ну и на кухне там пересекались… Слово за слово, тем более что посылки от родителей мне пока приходили, что ж не угостить… Он на театральном учился. В общем, симпатичный парень, но иногда… Стоит, в кастрюле ложкой мешает и бубнит: – «Совдепия эта… Лучше б они нас завоевали… Пили бы щас баварское с сосисками…». Я больше молчал тогда, хоть и неприятно было. Всё-таки, имя моего деда на памятнике