Тут-то самое время воскликнуть: «Если всё бесполезно, если знаешь, что проиграешь, то зачем за дела браться?! Как-то я тут запутался».
Да! Суета всё! Тщетно! Но не бесполезно! Печаль да сожаление тебя тогда лишь охватывают, когда ты победить хочешь! По-бе-дить! И дела делаешь победы ради! Не ради того, чтобы чашу сию до дна испить. Разве разочарование не есть та польза, ради которой дела твои? Ведь что польза есть? По льзе когда. А льза – это льгота, лёгкость. Польза же – это и есть облегчение – умаление. Тогда мы его обретаем, когда на ермаках, жернова так называли, нас жизнь перемалывает. Так что разочарования – наша молитва! И нет в нём, разочаровании том, досады. Стих! Когда стихает в тебе негодование. А коли досада осталась, то не испил ты чашу сию до дна, не разочаровался. Поражение своё сорвал да в котомочку души своей сложил его. Оно твой урок. Пусть и неосознанный. Только если тебя гложет «разочарование» твоё, далёк ты от Стиха – а́лы! И от Угада далёк об Истине. Обернётся вертмя, и вновь ты продолжишь чашу ту пить. И повторится всё, как встарь. До Стиха, до а́лы! До мудрости, которая преддверие любви есть. Мудрости, которая не осуждает, не разделяет, на своём не стоит, но и собой не кормит, неохотности дабы не потворствовать, или дармоедству.
* * *
Странное ощущение! Я поймал себя на том, что сказ Лесника – будто море волнующееся. Его слова, словно волна, то поднимали меня ввысь, то низвергали в пучину, вызывая непередаваемый восторг. Я буквально парил на них, испытывая удивительное чувство полёта. Раньше я слышал от него же о чём-то подобном, но воочию ощутил это чувство впервые. И только сейчас меня осенило! Ах вот ведь что оно значит – дать надежду другому! Это не просто сказать ему пару-тройку слов поддержки. Нет! Это окрылить человека! Дать ему… и тут даже слов нужных не подберёшь. «Окрылить» ближе всего будет. Но «окрылить» – не образное выражение. Его нужно воспринимать в прямом смысле. Тебе дают крылья, на которых ты паришь над… тщетностью и обречённостью мира.
Увы, слова Лесника, если не вдумываться в них, воспринимаются далеко не жизнеутверждающе. И даже наоборот – от них веет безнадёжностью, или, как бы сказали «жизнелюбы», тоской смертной. Потому-то у него и не было особо слушателей и тем более преемников. Пугала возможных соискателей чернуха сказов его. Хотя многие блазнятся на «науку хитрую», колдовскую! Ох и многие!!! Надеются в ней для себя лишь пряники обрести. Чтобы всё было и за это ничего не было. А нет тут пряников! Разве что для завлекухи поначалу поманят. А потом мрак один начинается.
Но стоит углубиться в его «науку», пристальней вглядеться в неё – и ты начинаешь видеть, что она-то с изюминкой! Мрак тот – не мрак, но чистилище, истинную надежду нам дающее и суть сутей раскрывающее. Только не каждый хочет присматриваться-то. Может быть, правда,