Тишке захотелось расплакаться. Прижаться к нему, обнять, и чтоб он гладил ее по голове, как маленькую.
– Извини, пожалуйста! Это все проклятый конкурс на нервы действует! – искренне качнулась она к нему навстречу, но застеснялась самой себя. Развернулась и быстренько сбежала в свою комнату. Захлопнула дверь, сунула драгоценную книжку под подушку. Хорошо, папа не спросил, что она читает. Под школьной пластиковой обложкой скрывалась не поднебесная классика, а запретный роман о любви. «Лунное танго»[2]. Папа, поди, если б узнал, не только вилку, но и все тарелки бы в окно покидал. А потом и холодильник бы метнул туда же. Ладно, пусть думает, что ей даже во сне снится отец истории Геродот.
Тишка вытряхнула из сумки учебники.
Настроение, реально, скачет как мартовский заяц. Что-то она того… умученная чересчур. На папу, вон, огрызается. Хорошо, что он у нее все понимает. Так-так-так. Сейчас быстренько инглиш, пока мама не пришла, а потом опять можно книжку. Хотя бы пару глав. А потом уже и музыку.
Она вывалила тетради, выдернула снизу английский, следом тут же косо ползло несколько книг, тетрадки посыпались ей на колени, парочка уехала под стол.
От же ж, космический дятел им между страниц!
Английский отлетел к дивану. Она потянулась за ним, зацепилась за коврик. Маленький круглый тканый коврик, деревенский, неяркий такой, мама купила на какой-то ярмарке. Под ковриком паркет на глазах расползся, хлюпнула черная влажная земля, обнажились белесые корешки… Так бывает, если приподнять на огороде старую доску. Потянуло разрытой землей, болотной сыростью, прелыми листьями. Между корешками просунулся тонкий красный червячок, еще один, еще… Тишка, оторопев, смотрела, как земля под ковриком начинает шевелиться, шевелиться… изгибается красными петельками, как белые и красные червяки ползут, подбираются к ее ногам…
Она уронила с грохотом стул – и заорала. Метнулась к выходу, в дверях слепо налетела на папу.
– У тебя все в порядке?!
– Папа!!!
– Что?! Тебе плохо?!
– Плохо… – прошептала Ангелина, испуганно вжимаясь ему в грудь.
Через минуту папа перевернул все коврики в комнате (даже коврик на стене). На полу был гладкий паркет благородного оливкового оттенка.
Никаких следов. Никаких… корешков.
Обычный пол.
Папа привел ее на кухню, налил сока. Она вяло глотала ледяной апельсиновый, машинально кивала, пока он встревоженно перечислял: переутомление, недосып, магнитная буря, бледная как смерть…
Да, да, много занимаюсь… да, наверно, магнитная буря… да и не высыпаюсь тоже… да, как смерть.
При этом, всякий раз отхлебывая из стакана, она незаметно нюхала свои пальцы.
Отчего-то казалось, что к яркому апельсиновому запаху примешивается чуть заметный дух развороченной сырой земли.
Давным-давно в черной земле Та-кемет, которую сейчас мы зовем Египет, люди почитали богиню-кошку.
Имя