– А ты, можно подумать, весь из себя такой праведный мститель, правосудие совершить хочешь, – огрызнулся Юра. – Шаришься по спальным районам с топором. Может ты из мародеров? Вон, как лихо всю квартиру осмотрел, сразу нашёл, что годно, а что нет. Может у тебя и трагедии никакой не было? Напоролся на топор во сне, вот и придумал байку, чтобы позорный шрам обьяснить.
– Да как ты смеешь? – Фома подскочил и выхватил топор из-за пояса.
– Носишься с этим куском металла, как с писаной торбой, – не унимался Юра, шаря глазами по дому в поисках оружия.
– Я тебе сейчас этот кусок металл между глаз посажу! – орал Фома.
Знат сидел в углу и смотрел на свару, потом перевёл взгляд куда-то в угол и улыбнулся своей, уже фирменной, улыбкой.
– Кажется, в доме злыдни, – проговорил он задумчиво. – Или переруги, у них одна природа.
– Да помолчи ты, не до тебя, – отмахнулся от Зната Фома, готовясь метнуть топор.
Юра успел вовремя нагнуться, лезвие просвистело над головой и отскочило от печки, углом задело юрину руку, но только слегка поцарапало.
– Да ты обалдел! – Юра кинулся вперёд на Фому. Завязалась драка.
Я вылетела на улицу, не хотелось попасть в это круговорот мечущихся туда сюда рук и ног. Следом вышел Знат.
– Они друг друга не убьют? – спросила я, прислушиваясь к звукам из дома.
– Синяки новые поставят и успокоятся, – ответил тот и поднял голову к небу.
Я посмотрела туда же. Облака висели плотным белым полотном, местами с серыми пятнами. Мороси, к которой уже успела привыкнуть и не обращала на неё внимания, не было. Изо рта густо выходил пар.
– Снег пошёл, – сказал Знат задумчиво, – это хорошо. Это признак перемен.
Я удивленно посмотрела на парня, потом ещё раз на небо. Действительно, оттуда медленно падали снежинки. Мелкие-мелкие, еле заметные на фоне светлых облаков, но удивительно яркие, на темных волосах Зната.
– Вы говорили, что тут очень давно не было снега, – заметила я.
– Да, последний раз шёл снег, когда убили первого знатка. В тот день белые мухи кружили особенно резво, мешали бойцам сосредоточиться. Словно не хотели, чтобы эта бойня начиналась. Интересно, есть ли у снега способность думать?
– Фома говорил, что остался последний знающий, который может все исправить. Может, этот первый снег – надежда, что все вернётся?
– Не вернётся, – покачал головой Знат. – Всех знающих убил палач.
– Который был одним из них, – закончила я.
Знат кивнул, открыл дверь, а сам отошёл за неё.
– Выпусти злыдней за порог, – сказал он мне.
Я посторонилась. Клубы грязи, ворча и переругиваясь вылетели яростным вихрем и скрылись в высохших ветках гортензии. Наверное, летом она очень густо цветёт.
Я посмотрела вслед злыдням, а потом перевела взгляд на Зната.
Слухи