Клавдия помещичьей дочкой была. В богатстве выросла. Лет в четырнадцать влюбилась она в простого крестьянина, Алешу. Когда отец ее про то прознал, было уже поздно: Клава ребеночка ждала. А от кого, не признавалась. Не хотела милого своего под удар ставить. Ему бы самому прийти с повинной, в ноги ее отцу пасть, да руки дочки попросить. А Алеша испугался. Хотя отец-то Клавы добрый был, простил бы он Алешу да приданое бы собрал. Смалодушничал Алеша. Знал о беде такой Кузьма. Нравилась ему Клавдия, а с Алешей они с малолетства враждовали, и назло Кузьме он решил девушки этой добиться. Хотя и не ровня. И вот пошел Кузьма к отцу ее, это, говорит, я виноват, я Клавушку вашу люблю и потому хочу на ней жениться. Деваться некуда, стал отец ее к свадьбе готовиться. А Клава едва не обезумела. Поняла она, что Алеша ее обманул. Ну, думает, теперь уж все равно погибать, и будь что будет. Решила она, что это Алеша Кузьму послал. Мол, не нужна она мне, так забирай ты. И пыталась она руки на себя наложить, да Кузьма погодился рядом, удержал ее. Я, говорит, не прошу любить меня, а ты мне всегда была дорога, поэтому и ребеночка твоего буду растить как своего собственного. Так и стали они жить-поживать. И злые языки поутихли. Посудачили да успокоились. И жили они ладно да мирно. Пошли и свои дети, общие. Понял тогда Алешка, что потерял хорошую девку, и решил он их счастью помешать. Как выпьет, так идет к ним под окна и Клаву зовет. А она, видать, из сердца его выкинуть не могла. И стали по деревне слухи ходить, что спуталась она снова с Алешкой. Тут уж Кузьма не вытерпел. Ты, говорит, мне жена, а потому и веди себя достойно. А если уйти надумаешь, то я тебя не держу, вот только детей тебе не отдам. И одумалась Клавушка. Прогнала Алешку. Только с горя стала чахнуть, да и померла быстро. Уж как Кузьма горевал… Но, видать, простить ей этого он не мог. После похорон ни слова о ней не говорил. Будто и не было у него жены. А потом, когда память его слабеть стала, он и имя ее вспомнить не мог. Вычеркнул из сердца. Детей в одиночку поднимал на ноги. Сватались к нему одинокие бабы – а он всех отсылал. Не надо, говорит, мне другой жены. Такой вот он был, наш Кузьма…
