В 19-ом году Лабунский много слышал о Манштейне. В войсках его прозвали «истребителем комиссаров». Большевиков он ненавидел и никакой жалости к пленным не проявлял.
Когда Штерн представил ему поручика, Манштейн с неудовольствием посмотрел на хорошую форму адъютанта полковника Кальве.
– Вы штабной? – спросил он.
– Служил при штабе полковника Кальве в Воронеже. Затем совсем недолго при штабе тыла Добровольческой армии.
– Признаюсь, не люблю штабных. Я лично постоянно на передовой. Здесь место русского офицера. А полковника Кальве я видел. Передовую он обходит стороной.
– Я искренне уважаю Густава Карловича, господин полковник.
– Тогда тем более не могу вас понять, поручик. Оставались бы с Кальве. Или проснулось желание воевать?
– Я уже достаточно воевал, господин полковник! – строго ответил Лабунский. – С 1914 года на фронте.
– Господин полковник! – вмешался Штерн. – Поручик Лабунский служил в моем батальоне в Самурском пехотном полку. Проявил себя как храбрый офицер. В Дроздовской дивизии он с весны 18-го года.
– Да вы не обижайтесь, поручик, – примирительным тоном сказал Манштейн. – Служите, коли вам охота быть на передовой. Я нуждаюсь в опытных офицерах. Наши потери сами видите какие.
– Я возьму его к себе, господин полковник. В пулеметную команду.
– Хорошо, капитан. Простите, если обидел вас, поручик.
Полковник приложил руку к козырьку фуражки и ушел.
Так Пётр Лабунский стал офицером третьего Дроздовского пехотного полка…
***
Но полковник Манштейн ошибся по поводу скорого наступления красных. После боя под Алексеево-Леоново кавалерия красных понесла большие потери, а белые смогли стабилизировать фронт. Командарм Будённый решил подтянуть пехотные части и прекратил яростные атаки.
Вскоре капитан Штерн вернулся из штаба и сказал, что добровольцы сами без боя оставили Царицын.
– И нам поступил приказ.
– Отступаем? – спросил прапорщик Слуцкий.
– Так точно, господа. Отступаем. Но разве это так плохо? Я не горел желанием умереть на этой станции.
– И Ростов сдаем, – сказал Лабунский. – Хотя мы этого ждали.
– Говорил я тебе, Пётр, что стоило тебе ехать в поезде генерала Деева. Твой полковник Кальве совсем не дурак. Но ты ведь остался не из-за нас с прапорщиком? – усмехнулся капитан. – Баронесса фон Виллов занимает твои мысли.
Лабунский ответил:
– Я совсем не жалею, что не уехал вместе с Кальве.
– Отступаем на Крым? – спросил Слуцкий.
– Там можно закрепиться, господа. Крым – наш последний оплот. А ты, Пётр, помнится мне, в 18-ом году хотел попасть в Крым?
– Да. Была мысль сбежать из России.
– Скоро все