Теперь некому вставать здесь на колени. Всех гостей герцог принимал в трапезной, и уж скорее был сам вынужден склоняться перед королями и принцами.
Трапезный зал начинался по правую руку от тронного. Картины искусных мастеров составляли его главное убранство. Но Валь и Теоб не задержались под сенью широченных марин в золотых рамах, а прошли к холлу, что вёл к лестнице на верхние этажи.
Здесь было на удивление людно. По сдвоенной лестнице, обрамлённой тончайшими алебастровыми перилами, бегали вверх-вниз расторопные слуги, а на алом ковре раскинулись многочисленные сундуки и связки.
– Её светлость изволит отправляться в путешествие, – пояснил Теоб. – Хорошо, что вы успели пересечься. Я подожду.
Валь заулыбалась, стараясь, чтобы вежливость и уважение читались в каждой её черте. А затем приблизилась к основанию лестницы. Герцогиня, жена дяди Беласка, как раз спускалась ей навстречу. Её узнать было легко. Только уроженцы континентальной части Шассы носили юбки на кринолинах. А уж леди Альберта никогда не отказывала себе в самых вульгарных фасонах. Ярко-багряное платье её ниспадало каскадом, который приоткрывал нижнюю юбку по бокам, будто поднятый занавес, украшенный бантами. Рукава заканчивались, не доходя до локтя, и лишь формально расширялись книзу, как было установлено правилами Змеиного Зуба. Но теперь она хотя бы не оголяла все прелести своего декольте и ограничилась небольшим овальным вырезом, что для её четвёртого десятка и так было чересчур.
Хуже того, она пользовалась румянами и помадой, и оттого всё сжималось в Вальпурге, когда она думала, что теперь эту женщину знают как герцогиню. Герцогиней раньше была мать Вальпурги, леди Сепхинорис, и она никогда бы не позволила себе выглядеть так.
Их с Альбертой взгляды встретились, и герцогиня снисходительно заулыбалась, готовая поздороваться. Такие, как она, платья женщин Змеиного Зуба называли халатами. Несомненно, именно это слово возникло у неё в голове, когда она увидела племянницу. Но Валь гордилась своим новым нарядом, потому что по весне получила его в подарок от матери. Надетое на корсет, оно подчёркивало талию и поднималось выше, оставляя узкий вырез. Высокий стоячий ворот, принятый у змеиного дворянства, подчёркивал длину шеи. Вытянутые рукава струились волной, и подол казался будто бы их продолжением, бархатным еловым прибоем. Сшитое с умением и старанием леди Сепхинорис, платье в таком цвете было бы безнадёжно испорчено золотой нитью на застёжках и по краям, но она специально выбрала бледный, будто бы старинный оттенок. Так соблюдались обязательная гербовая принадлежность и одновременно тонко выверенная мера женского вкуса.
– Валь, дорогая, – приветствовала леди Альберта и подошла к ней, обняв её за плечи, а затем поцеловала в обе щеки. Нос зачесался от терпкого парфюма. Чем-то он напоминал аромат глицинии, только ещё в десять раз сильнее. На фоне таких духов цветок крокуса, который Валь вплела причёску «змеиный