– Считаю, что нужно внести предложение об увеличении почасовой оплаты на должности тем мужчинам, которые женаты официально и имеют от одной женщины двоих и более детей. А при усыновлении приемных детей оказывать такой семье государственную поддержку. Ну, скажем, поощрение роскошью.
– Этот как? – удивился Голем.
– Например, отдавать в дар антиквариат или транспорт в пользование.
В толпе раздалось женское одобрение и редкое мужское «да, дело говорит».
– А если мужик загулял, ему пинка под зад, как трутню, а все добро жене! – захихикала Лагуна.
– М-м-мама, – открыл рот Филипп робко и еле слышно, – а если мужчина импотент?
– Сын, если обвисшее достоинство не мешает ему зарабатывать и усыновлять детей, то какая разница?
– М-м-мам, а если мужчина, ну, не может с женщиной? – аккуратно продолжил Филипп.
– Как так не может, милый? – нежно, но властно спросила Матрена. Так она разговаривала только со своим сынулей.
– Мама! – неожиданно для всех с напором произнес Филипп. – Я гей, мама! Я не могу с женщиной, не встает у меня на баб, ясно?!
Глаза Матрены округлились и увеличились в размере до величины куриных яиц, пунцовое лицо вмиг побледнело. Ей стало дурно. Вся жизнь пронеслась перед ее закатывающимися предобморочными глазами. Она как будто достигла просветления за одну секунду. Вдруг ей стало ясно абсолютно все: почему сын часто проводит время с Крисом, почему она никогда не видела его с девушками и почему он забитый. Ведь она никогда по-настоящему не интересовалась нуждами своего сына. Уже в тот момент, когда она только узнала, что в положении, Матрена решила все за него на всю его жизнь. Она радостно взвалила на свои плечи ношу и за его жизнь тоже. А со временем перестала чего-то от него ждать и требовать. После катастрофы дипломы Старого Государства оказались не нужны, а на новом образовании она не настаивала. Матрена полностью обеспечивала себя и сына новым жильем и куском хлеба. Она вела бесконечные войны с соседями и родственниками, плела интриги против коллег и конкурентов в Осиновой Аллее, не заметив, что ее главная война проиграна. Думая, что она образцовая мать, Матрена непоправимо сломала психику своему сыну, навсегда отбив у него тягу к женщинам своим невыносимым характером.
– Ну, что вы расселись! Дайте же ей воды! – крикнул кто-то в зале.
Крис в женских туфлях на высоком каблуке живо подскочил с подносом, как журавлик на ножках. Он заботливо вручил стопку водки своему другу-гею, а для его матери принес нашатырный спирт и воду. Едва открыв глаза, Матрена первым увидела вытянутое от беспокойства лицо Криса с подносом в руках, которым он обмахивал ее, словно веером.
– Видеть тебя не могу, ирод проклятый! Сгинь! – вымолвила она сквозь слезы.
Толпа помогла ей подняться. Не проронив больше ни слова, помятая и словно побитая, Матрена вышла из таверны.
2
Когда-то