аплодисменты ему.
Юная эстетка
«Чуть-чуть из Тютчева» —
ты прошептала тихо
восторженно любуясь томностью моей.
Засахаренность той картины
меня взбесила,
потер щетиной с новой силой
о край стола
и мысленно увел в альковы.
Ты вся дрожишь? Зачем?
Чуть-чуть Баркова.
Киник
Император спросил:
«Лучше тебе есть мясо мое,
пить вино золотое, женщин ласкать
или ползать в грязи, босиком до утра,
побираясь на рынках корками хлеба,
прозябая, кочуя в говне?»
Зевс свидетель ответил:
«По хую мне»
«Знакомился с тобой…»
Знакомился с тобой
особой ядовитой
в шестом часу,
тащились на Пруды,
затем погас в партере
(какой ужасный дым!)
В расслабленной манере
жевал в буфете колбасу,
в шампанское пускал бисквиты
и очень громко говорил
о преимуществах калорий,
мы не забыли об актере,
который кажется любил,
но только вышел весь…
довольно сплетен, будем есть,
как дразнит красная икра,
еще фужер, работничек пера
уж пьяный, сытый и неловкий,
на воздух, милая!
трамвай гонять пора,
пора орать стихи на Маяковке!
«Словно огня ночь…»
Словно огня ночь
не заметила
контуры многоэтажек
голову внутрь
обожгла
ошиблась
выпила кислые сумерки
с ветераном луны
так пахнет пустыня
глупость и воровство
сексуальное извращение
новый учебник истории
чашка, купленная в Париже
придуманный мир моей любви
я выхожу на балкон
освещенный солнцем
катаю машинки по мостовой
курю и ухмыляюсь
ты сидишь в кафе напротив
хлопаешь в ладоши,
обнаружив в спальне изысканную радость
тебе больно за меня:
притворяешься
успокаиваешь
невнятные экивоки о том,
чего видимо не произойдет никогда
на Китай-городе
комом в горле
застревает нахальная влюбленность самолета
в отражение доброй реки
Минута молчания
Имел место быть
имел имя
иней
неон
кинематограф
именно
осенняя охра
терминальная дрожь
даже дождь в падучей завис
свечи трещат —
воск вниз.
Пусть у жизни вставная челюсть,
что тебе челядь, имевший блеск?
насмешку кинул
у мира