вошел позолотой зари
в пуповину,
я лечу по верхушкам,
слушаю кровь —
забурлила.
Вскрою артерию,
моя траектория
непредсказуема,
эти испарения красного кипятка
заживут облаком
у твоего окна.
Пока не выбелит время —
вкушай ливни мои!
«Необходимо лишь отвагу…»
Необходимо лишь отвагу
Постичь собачьему уму,
А тот затих и смотрит влагой,
Скулит протяжно на луну.
Ну что поджал ты хвостик куцый?
Устал тебе я повторять,
Здесь не скулят, здесь в случках трутся,
Кидаю палку, ну-ка взять!
Давай! Запрыгивай! О, Боже,
Какие танцы у куста,
Быть может, ты, кобель, и сложен,
Природа, мать ее, проста.
Язык сочится, пес зевая,
Осознает теперь всерьез,
Как запах течки раздувает
Его горячий черный нос.
«Бирюльки адские…»
Бирюльки адские,
агатовые глазки,
самодостаточная спесь,
и кожа – шелк,
вошел к ней без опаски
да видно вышел весь.
«Спаси, коль опасен…»
Спаси, коль опасен,
стану твоею сукой,
если гавкну чего —
изнасилуй!
Милый, я уже шелк,
вот твоя водка,
хочу чтоб вошел,
чтобы пенис в пену,
до каления белого
заколи!
Пусть зыркают,
с тобою трусь,
все эти уси-пуси:
человечки-овечки,
лодочки,
листики,
издерганные онанистики —
спаси!
Я во истину баба-солнце,
Я богиня,
Я мясо,
руби с плеча!
Без тебя подпирает
лицо оконце
и как угли в камине
печаль горяча.
Из поклонников сделай покойников,
на всех койках с тобой ночевать
я готова,
но ты успокой меня,
разревелась вдруг, слез не унять.
Мне под ухом синяк – награда,
мне за счастье – поддых ногой,
просто рядом, но глянь как рада,
что ты ешь,
что ты есть,
что ты мой!
«Все на заскоках…»
Все на заскоках,
в поиске,
мы – люди-вывески,
вымышленные,
спящие,
лишние,
за глоточек горького личного
вычтем,
вычеркнем
из телефонного справочника.
Мы разговоры других,
себя подслушиваем,
гнемся,
лопаемся от усердий
казаться лучше.
Нам легко удариться в тяжкие,
новое втащим,
пока переплет его пахнет глянцем —
не оглядываемся,
нужна изнанка,
вся подноготная,
нагие,