Закончив осмотр, Натан скомандовал, чтобы доставали тело убитого. Нижние чины постелили на земляной пол дерюгу. После чего вытащили несчастного из бочки и аккуратно положили на ткань. Натан снял с себя цилиндр, верхнюю одежду, повесил всё на гвозди, предусмотрительно вбитые у двери, и закатал рукава. Снова вспомнил уроки Видока – посмотрел, нет ли на ладонях и пальцах порезов, ссадин. (Тут же пристыдил себя, что не велел нижним чинам сделать того же – на будущее надо будет запомнить.) Засолка засолкой, но она не гарантия безопасности. А химических анализов никто делать не станет. Бочка уже может быть заражена трупным ядом, так что надо беречься. И вот наконец приступил к осмотру тела, облеченного в мокрую от рапы одежду. Костюм обычный для продавца с местных торговых рядов – рядовая, да простит читатель за каламбур, сермяжная одёжа. В карманах и за халявами – пусто. Преодолевая брезгливость (опять же – как обучали), пошарил в разных закоулках меж одеждой и телом. Но также ничего не нашел. Тщательно вытер руки о края дерюжки (а то ж, забывшись, можно, скажем, глаз потереть, внеся заразу).
Хм-м, пока по информации выходило довольно пусто. Но что ж, нужно далее делать полагающееся. Измерили рост: чуть более пять с половиною футов. Осмотрели тело – на предмет особых примет. И таковые нашлись – не хватает двух фаланг на мизинце левой руки. Причина смерти довольно очевидна: выстрел в сердце. Судя по входному отверстию – с самого близкого расстояния. Ну, а теперь самое творческое занятие. Горлис достал из специальной своей походной сумки планшет с листами бумаги для рисования и специальный мягкий Bleistift или, как по-тюркски говорили в Русланде, «карандаш». Конечно же, австрийского производства Koh-I-Noor (да не обманется любезный читатель, подумав, что речь идет о знаменитом восточном алмазе, нет, такое громкое имя получила цесарская новинка – облеченный в деревянную одежду графит). Поработав у Видока, Натан набил руку на том, чтобы делать портреты с убитых, но так вроде они живые. (Сказано, будто про демиурга, но, между нами говоря, в сии минуты Горлис отчасти именно таковым себя и чувствовал.)
Когда сделал портрет, прошелся по соседям-торговцам. (Они бы с радостью