День тянется невыносимо медленно, а я места себе не нахожу.
Старательно не смотрю в кухонное окно, пока готовлю каул: нарезаю лук-порей, капусту, картошку и бросаю их в кастрюлю, чтобы готовились на медленном огне. Я не хочу видеть лес, манящий меня с другой стороны стены. Не хочу думать о древесной сирене. О том, как она выпустила меня из дуба, а я взглянул ей в лицо и вдруг осознал, что она прекрасна.
И что это меняет? Монстры тоже могут быть красивыми.
Я напоминаю себе о крушении поезда, множестве смертей и ужасах, порожденных ею. Но эти образы быстро улетучиваются, и все, что я вижу, это ее серебристое лицо в рассветных лучах, подрагивающие фиалки в волосах. Все, что я вижу, – это как она защищала Авелу от своей сестры, сплетала шалаш из веток вокруг нас, оберегая от лесного зла.
«Ты сломал меня. Изменил».
Действительно ли она изменилась? Это вообще возможно?
Она спасла Авелу. Неоднократно спасала меня.
«Теперь мать и сестры… презирают меня».
Но ничто из этого не имеет значения. Так нельзя. Потому что моя мать погибла в лесу, и независимо от того, была ли причастна к этому древесная сирена, это часть ее естества. И всегда ею будет. Мы с Авелой целы и невредимы, и за это я благодарен. На этом все.
Хватит с меня леса. Я получил свои воспоминания и ответы. Больше мне нечего там искать.
И все же…
«Ты изменил меня».
За ужином я какой-то вялый. Заполняя карты с отцом, постоянно отвлекаюсь.
В конце концов мы идем спать. Я натягиваю одеяло до подбородка. Закрываю глаза. «Она монстр! – кричит голос в моей голове. – И не важно, что красивый».
«Ты сломал меня. Изменил».
Я знаю, что это неминуемо, но все равно лежу так долго, как только могу, даже дольше, прежде чем наконец встать и обуться.
«Ты изменил меня».
Я должен знать, правда ли это. Твержу себе, что это единственная причина, по которой я выхожу из дома и шагаю к отцовской стене.
У меня нет готового оправдания, чтобы перелезать через нее, так что я опускаюсь на землю и прислоняюсь правым плечом к камню. Сижу до поздней ночи, и хоть сейчас лето, все равно начинаю дрожать от холода земли и стены.
Я сразу же чувствую, когда она появляется с другой стороны. Ветер меняется, листья шелестят над камнем немного иначе. В воздухе ощущается слабый намек на аромат цветов и древесного сока.
– Сирена, – говорю я, глядя на стену.
– Мальчишка, – ее голос звучит приглушенно из-за камня.
Трава колышется на ветру, и я забываю, что хотел сказать, почему счел необходимым, чтобы между нами была преграда.
«Монстры тоже могут быть красивыми».
– Почему ты оставила фиалки на моем окне?
Это не совсем то, что я планировал спросить.
Какое-то время в лесу царит полная тишина, хотя я знаю, что она по-прежнему там. Если бы сирена ушла, я бы почувствовал.
– Я хотела, чтобы ты вспомнил меня, – наконец отвечает она.
– Почему?
Ветер усиливается, ветки неистово раскачиваются над стеной. Где-то в лесной чаще волк воет на луну.
– Я не хотела, чтобы ты считал меня всего лишь монстром.
Ее признание смущает меня – оно слишком созвучно с мыслями, которые