Багатель. Татьяна Викторовна Шапошникова

кочевали по провинциям Ирландии, катили и катили по селам и деревням в какой-то маршрутке с экскурсионной группой, когда во время очередного перекура зазвонил ее телефон и в окошечке высветилось: «Василин». Подозревая, что тот, как всегда, пьяный в стельку, так и не смирившийся с присутствием в ее жизни Коссовича (уже много лет оформленный к тому времени развод для Василина был ничего не значащей бумажкой, которую он прилюдно разорвал в клочья и втоптал в песок, в своей обычной манере поморского мужика – всегда прибавляла Катя к рассказу об этом эпизоде), – она не стала брать трубку. Тем более что Василин отлично знал, где она и с кем. Хотя, может, и забыл в подпитье. Через какое-то время ей позвонила дочка, и тут что-то случилось со связью: ничего было не разобрать, кто-то ревел, выл и, кажется, икал – Катя органически не переносила истерик. Но потом, когда на том конце невидимого провода вдруг стало тихо, близко-близко возник голос матери и отчетливо произнес, как отрезал, что их Алеша покончил с собой, похороны в субботу.

      Катя опустилась прямо в изумрудную траву посреди достопримечательностей под открытым небом – мимо нее проходили смеющиеся попутчики, кто-то из них открыл большую бутылку кока-колы и, подмигнув Кате, кивком предложил ей угоститься. Катя отвернулась. Потом, стоя спиной к ветру, она трясущимися руками нажимала на какие-то кнопки в телефоне, чувствуя себя как в дурном сне, когда необходимо, например, бежать, чтобы спастись, но ноги почему-то отказываются бежать, и потом все-таки накрывает догадка о том, что это сон, а не явь, что это не всерьез… Кажется, она пыталась набрать Алешкин номер.

      Катя не поверила им: дочери-подростку и матери-старухе.

      Зато Коссович поверил. Он сразу же переговорил с гидом, взял Катю за руку и повел ее через одинаково зеленые поля на какую-то трассу, чтобы двинуться автостопом в обратном направлении. Потом в каком-то поселочке Коссович купил билеты на автобус в Дублин, и уже вечером того же дня они стояли перед огромном табло в аэропорту. Рейса, конечно, вот так сразу, немедленно, на Санкт-Петербург не было. Коссович связался с всемогущим Аркадием: была одна возможность, на послезавтра, с двумя пересадками, но билет стоил больше, чем весь их тур по Ирландии на двоих. Всемогущий Аркадий моментально сделал перевод.

      Оглушенная, вне времени, Катя сидела в номере на постели, не сдвигая белоснежного покрывала, потом в зале ожидания, потом еще в каком-то аэропорту, и еще, а когда ее последний самолет уже стал кружить над Пулково, вдруг поняла, что домой не поедет – поедет на Непокоренных к Коссовичу (ключ у нее был), телефон выключит и на похороны завтра утром… не пойдет.

      Она хорошо помнила, как дотянула до вечера следующего дня – с ногами в кресле гостиной и с выключенным мобильником в потных ладонях. Не расставаясь с телефоном ни на минуту, она поминутно смотрела в его выключенный экран и иногда – в черный экран телевизора напротив нее. Для того чтобы получить известие от Коссовича, мобильник все-таки пришлось включить – и на нее градом обрушились сообщения. Она