добежал, смотря теперь только вперед, а не под ноги, до своего дома, задыхаясь и дрожа, добрался до своей квартиры и заперся изнутри на несколько замков от произошедшего накануне. Он никак не мог прийти в себя от полученного шока, не мог смириться с тем, что это именно его вина. Думал, как же ему удалось сделать такое, даже не ведая об этом. Никак у него не укладывалось в голове, что мог это совершить, убить столько, не очень правильных, но, по сути, ни в чем не повинных людей. А некоторые из них даже не были в курсе того, что на самом деле творилось в этом закрытом отделе. Бобби вспоминал людей, которые работали там, многие из них были очень добры к нему и внимательны. Он вспомнил молодую женщину, которая отвечала за сохранность ключей, как она подолгу могла выслушивать рассказы о его жизни, и как она один раз показала ему фотографию своих детей – двух мальчиков, веселых и жизнерадостных, которые теперь уже вряд ли останутся такими после смерти их матери. Он также думал и о престарелом мужчине, который, как и он занимался уборкой, только других комнат на этом этаже, как он рассказывал о своей жене, которая была уже очень стара и нуждалась в его постоянном внимании и уходе. И этого ни к чему не причастного и не в чем невиновного старика он тоже лишил жизни, равносильно, как и его жену. «Нет, это не возможно», – думал он, – «как же я мог, я же просто хотел как лучше, хотел, чтобы все жили в мире и согласии. И что получилось?! Я стал убийцей, палачом!» Бобби в панике и в отчаянье схватился за голову и выбежал на балкон, он так и стоял и кричал во все горло, бессвязные и неразборчивые слова, он вопил и стонал как безумец. Но вдруг в одно мгновенье перестал, успокоился, посмотрел высоко в небо и произнес: «Ты примешь в свои пределы такого раскаявшегося тупого глупца и придурка, как я?» – и легко переваливши свое грузное тело через решетку, бросился вниз. И тогда, когда несколько людей в форме бежали наверх, поднимаясь по ступенькам на восьмой этаж, Бобби летел, вниз опережая их невероятной тяжестью своего тучного и необъятного тела. Когда же оно непомерным грузом ударилось о землю и распласталось на ранее безупречном и богатом своей свежестью асфальте, покрывая его и пропитывая красной кровью, раннее утро уже перестало иметь свое совершенство и чистоту.
20
Ее божественное лицо. Фотография, помещенная в газету, была сделана в каком-то низкопробном заведении, вокруг было полно пьяных людей и девиц легкого поведения. Энни сидела за столиком одна и держала в руке стакан, я ни капельки не сомневался в том, что это была она, те же черты лица, та же грациозная и кроткая осанка, но только экстравагантная и чересчур открытая одежда вызывала смущение. В колонке под фотографией была рекламная информация и адрес бара, изображенного на ней.
Я, не теряя ни минуты, оделся и выбежал из дома в надежде найти этот бар и Энни. Но оказавшись на улице, как будто холодный ветер, нахлынувший из ниоткуда, окутал со всех сторон и проник в самое сердце, в самые его глубины – взгляд пристальный и хладнокровный,
