погружалась в свое собственное рождение, перезапуская самость, личное рвалось перезарядиться огнедышащей перестрелкой тревог и правдивостей. Запретное мгновение расходилось волнами вдоль незащищенного тела, танцующего на барабанах гнева, любви и несправедливости. Вавилон пал. Свитки сожжены. История утоплена в крови невинных младенцев. Клоуны. Лисьи норы. Стертая помада. Избитый воздух. Рев, рев, рев. Плач, плач, плач. Палач. Отрубленная рука вора. Бьющаяся конвульсией вена остывающего впечатлением смерти преступного глаза. В глазу вороны выклюют достоверность несущихся в тонелях будущего мотоциклов с кожанными водителями. Водители пьют виски, вопят, их черные очки собирают пляс встречных огней. Неистовое преодоление ограничения. Песнь грубо истесанного временем тела, плывущего в согретой болью воде. Женщина летела вперед. Ничего нет. Есть она. Чадо должно появиться на свет, испытыв шанс всего. Шанс всего – это и есть выбор Бога, когда он неосознан религиозным вмешательством в нестерпимо невинное участие частного в вечном. Барабанная дробь ресниц множила частоту тысяч кадров, из которых плодилось мгновение расслабления в лучах комнатного света, когда одинокая женщина не понимает ни себя, ни мира, ни своего будущего. Она брошена всем во все. Мочевой пузырь расслабляется. Единство противоположностей. Спущенное в ад ничтожество церковных тайн и режущих сердце догадок. Щупальца матерей. Длани отцов. Тоги предков. Душение традицией. История ниспускается куполом древнего Бога. Он беспощаден и несчастен. В ванне хорошо. В ее открытый рот втекал произвольная влага одиночества и горя, в котором зарождается подлинность, дергающая конвульсией отстраненное счастье.
Глава 3. Древнее чадо.
Женщина была официанткой. У нее был случайный секс. Она должна вскоре родить. Она живет одна. У нее есть ко(т)шка. Она не одна. Она – это она. Ее зовут, но не могут дозваться, потому что голоса остыли в памяти – ее родители и ближайшие родственники мертвы. Кто ей поможет? Государство? Да оно себе бы помогло. Приходится рассчитывать только на себя. Спрятаться в дикое воображение – тайное искусство. Может быть ей написать книгу? Да кому нужна эта книга. О чем писать? О том, как она когда с ним, то после с ней никого. Тужься. Тужься! Еще! Я должна родить, потому что не имею права убить то, что хочет пошатнуть этот мир. Я пошатну этот мир. Мой ребенок будет самым точным отображением собственной воли. Да лишь бы родился здоровым, все остальное тлен. Запахи фломастеров, их скрип по бумаге, ванильные жевачки, дача бабушки с абрикосовой рощей, носиться босиком в арыках. Арыки – это специальные каналы для стока горной воды с вершин в низину. В ней можно купаться и ловить ужей. А потом детский садик и первое насилие над личностью, подавление свобод, тусклые лампы в глазах воспитательниц, запах манной каши, спадающие гольфы на гимнастике. Неудовлетворенная в постели женщина решила воспитывать чужих детей, прячущих свои руки под стул при одном ее приближении. На детских
