3
В следующий раз я пришёл к ней за два дня до Нового года, принёс ёлку. Я приносил ей ёлку и в прошлые годы, к тому же ёлка была хорошим поводом вернуться после четырёхмесячного отсутствия. Чувствовал я себя не слишком уверенно – она могла завести нового юного друга, и ёлка уже могла стоять в углу комнаты, разукрашенная так любовно, так расточительно, что невозможно разглядеть ветки за мишурой, лампочками и шарами.
Втащив ёлку на шестой этаж, я остановился на лестничной клетке и прислушался. За дверью было тихо. Я позвонил. Никто не открывал, я позвонил ещё раз, потом постучал. Ответа не было. Решив, что ёлку можно оставить в любом случае, я открыл дверь своим ключом, втащил ёлку в коридор, позвал:
– Ося!
Не получив ответа, я прошёл на кухню, потрогал чайник. Если она вышла ненадолго, чайник должен быть тёплым. Чай она пила практически непрерывно, крепкий до черноты. Допивала одну чашку и тут же наливала следующую. Сахар признавала только кусковой, колола каждый кубик на четыре части, забрасывала крошечную четвертинку в рот и жмурилась от удовольствия. Я спросил как-то, откуда у неё, явно городской жительницы, такие деревенские привычки. Она хмыкнула, сказала:
– O rus!12
– Я знаю, что это из «Онегина», – заметил я. – Но это ничего не объясняет.
Она засмеялась и перевела разговор.
Чайник был ещё тёплый. Я разделся, достал из шкафа доски и инструменты, собрал крестовину и уже вставлял в неё ёлку, когда знакомый голос произнёс у меня за спиной:
– С Новым годом.
От неожиданности я вздрогнул, рука с топориком, которым я обтёсывал ёлочный комель, соскользнула, топорик тюкнул мне по ноге. Топорик был маленьким, но острым, и ровная тонкая полоска крови тут же проступила сквозь носок. Я собрался было стянуть носок, посмотреть, но Ося сказала быстро и чётко:
– Не снимай. Просто прижми рукой. Положи ногу на диван.
Я послушался, она вышла на кухню и тут же – мгновенно, как показалось мне – вернулась с бинтом, ватой и тазиком с тёплой водой, словно всё это стояло у неё за дверью.
– Теперь снимай, – велела, присаживаясь на диван рядом с моей ногой.
– Диван испачкается, – нерешительно сказал я.
Она отстранила мою руку, стянула носок, придавила порез мокрым ватным тампоном – всё это быстро, ловко, привычно, почти профессионально, потом приказала:
– Прижать и держать три минуты.
Я прижал тампон, глянул на неё исподлобья. Она подняла с полу топорик, подержала в руках, словно примериваясь.
– Сейчас доделаю, – торопливо пообещал я, – как только кровь остановится.
– Ты что, боишься, что я с топором не справлюсь? – засмеялась Ося.
Я пробурчал что-то про неженское дело, она сказала насмешливо:
– Я