Соседи и сбежавшиеся прохожие, окружившие маму с братом, мало чем отличались от тех птиц. Разве что искажённые от случившегося лица людей наводили друг на друга ужас, как будто этим можно помочь.
Чем дольше я стоял там, тем сильнее ощущал, как отдаляюсь от этого мира. Всё показалось таким чужим… Вселенная сузилась до размеров маленькой комнаты. Солнце светило непривычно жёлтым светом, освещая наше горе. До этой трагедии я считал его добрым. Я представлял, как оно молча смотрело на умирающего человека, не скрывая своего лица. Оно, вероятно, радо этому. На одного меньше… не будет того, кто забирает его тепло. От этого мне казалось, что не хватает воздуха. Тяжелее всего было осознавать своё одиночество. Не потому что рядом не было брата, а от того, что про меня забыли. Все забыли, что я ещё жив. Если бы я потихоньку пошёл куда глаза глядят, думаю, никто бы этого не заметил. Что странно, так это фраза, которая чьим-то голосом прозвучала в моей голове – «ну вот… теперь одного из вас нет». Я опешил от услышанного и от голоса, который прозвучал из ниоткуда. Уже тогда я понял смысл этих слов – «имей в виду, ты следующий».
Прошло много лет. Горе того времени окостенело бесчувственной болью. Только холодная гранитная плита с нестареющим лицом напоминает о прошлом.
Ещё сложнее было время после похорон брата.
Нескончаемые слёзы и крики мамы, граничащие с безумием. Ощущение холода не покидало меня ни на минуту. В перерывах между стонами тишина обретала невидимую плоть, терзая оставшихся в живых. Порой я не знал, что лучше – тишина или слёзы. По обычаю, все зеркала и телевизор накрыли тканью, видимо, чтобы умерший не заглянул с той стороны. Мне же это виделось вдвойне устрашающим, словно всеми имеющимися тряпками хотят задобрить смерть в доме, где зеркала открыли двери в загробную жизнь. Вокруг царило подчинение тёмному миру, ему поклонялись, показывая свою слабость и беспомощность. Лишь я, маленький человек, в меру своего возраста не хотел подчиняться этой женщине без лица, тем самым обрекая себя на одинокое страдание.
Я отвергал её своим существованием. Что-то внутри меня сопротивлялось ей. Не осознавая, я чувствовал себя маленьким рыцарем без оружия, без доспехов, карт и соратников. Я один… и это было страшнее, чем сама смерть.
Много необъяснимого происходило в нашем доме. Отмечу лишь самые важное на мой взгляд.
Когда папа и мама начали приходить в себя, они стали заниматься гаданием. Не знаю, что они искали, но параллельно с этим меня начали спрашивать, не я ли толкнул брата в колодец. Первый раз, когда я это услышал, мне стало страшно. От растерянности я даже не нашёлся, что ответить. Вероятно, моё молчание лишь усилило их подозрения. Я осознал – мне не доверяют самые родные люди, мои папа и мама. Я даже стал думать, не жалеют ли родители, что именно я остался в живых… Ведь я в самом деле никого не толкал и не сделал бы ничего такого, что могло подвергнуть опасности жизнь не только брата, но и