– Чего высиживаешь, отец?
– Автобус жду, – привычно ответил Отахон, ожидая, что незнакомец тут же потеряет к нему интерес, но тот вдруг усмехнулся:
– Как же, автобус! На таком-то ветру и уже три часа? – он покачал головой и решительно закончил: – Ты это бабушке своей расскажи!
Так он познакомился с Дядьсашей.
Это была странная, но очень приятная для обоих дружба. Дядьсаша любил поговорить, и после многих лет одинокой и молчаливой жизни Отахон впервые нашел человека, с которым было интересно беседовать, а еще интереснее – слушать его. Диапазон знаний Дядьсаши казался необъятным: он мог легко, свободно и красиво рассуждать на самые разные темы. Манера речи, аргументация, умение с достоинством завершить тему – все это говорило о том, что он привык выступать перед аудиторией, и, слушая его, Отахон размышлял, какие изгибы судьбы привели такого человека на улицу. Но тут же про себя горько усмехался: а разве сам он планировал провести почетную старость на автобусной остановке? Он ведь тоже когда-то имел высшее техническое образование, интересную работу, был уверен, что будет собирать за большим столом детей и внуков, а в старости греться у их очага, а теперь… э-эх! Старшая дочь и сын давно живут с семьями в другой стране, изредка присылают деньги, звонят, но приезжать не собираются. А младшая дочь – тут все еще печальнее, – она вроде рядом, но на самом деле между ней и отцом тысячи парсеков космического безвоздушного пространства. Отахон только вздыхал, думая о ней. Конечно, можно было бы стукнуть кулаком по столу и заявить свои права на дом, потребовать, чтобы с ним считались, но что это даст? Разве его будут любить за это? А открытой ненависти его сердце не выдержит, его и так тяжело ранят презрительные взгляды зятя. Уж лучше сидеть целыми днями на остановке, чем сталкиваться с такой злобой в собственном доме.
Дядьсаша тоже частенько просиживал дни на остановке, иной раз даже оставался ночевать в подъезде ближайшего дома. По одному его виду, Отахон научился определять, пьян Дядьсаша или нет. Пьяным он был весел и добр, а в трезвом состоянии становился ехидным, то и дело комментировал поступки прохожих, иногда даже задирал их. Отахон не одобрял такого поведения Дядьсаши, но от критики воздерживался, понимая, что отравленная несправедливостью жизнь нуждается в противоядии, и у каждого оно свое.
Иногда Дядьсаша пропадал на несколько дней, и Отахон, как и прежде, коротал дни, разглядывая прохожих и наблюдая за суетливым муравейником школы через дорогу.
Неугомонные школьники носились, играли, ели, ссорились, мирились, и, глядя на них, Отахон улыбался, чувствуя, как его постаревшее тело заряжается, как от батарейки, бесконечной энергией этих молодых созданий. Для Отахона это был живой театр