«За окном пылает рассвет, а моя рука пылает болью», – взгляд Генри метнулся с ладони на окно, а затем на невзрачные, освещённые утренним солнцем часы: они показывали начало шестого.
Учебный день в гимназии начинался в восемь, и вставать ранее семи часов не имело никакого смысла. Однако за студента городской гимназии судьба распорядилась иначе. Она и так слишком часто играла ему на руку, давала слишком многое – будь то даже безмятежный сон до позднего утра – и теперь спрашивала с него, как спрашивают с прилежного ученика уроки. Но Генри уроков не учил, да и учеником прилежным не был: подарки судьбы он всю жизнь принимал как должное, отличался излишним самолюбием и зачастую отрицал чужие проблемы, ставя в приоритет свои. Отныне безмятежный сон его кончился, и Генри рыскал по комнате в поисках хотя бы малого клочка бинта.
В соседней комнате вновь что-то закопошилось, и за закрытой дверью спальни послышались быстрые беспокойные шаги. Сквозь матовое стекло двери Генри увидел возникший силуэт. Силуэт бездвижно постоял несколько секунд, после чего стал тихо просачиваться в комнату.
– Я сплю! – рявкнул Генри.
Силуэт отпрянул, хлопнув за собой дверью.
Генри невольно вздохнул, сожалея, что прогнал мать. Но осознание ситуации быстро вернулось к нему: никто не должен видеть его руки. Обеспокоенные поведением ребёнка родители часто додумывают и переиначивают его личную жизнь. Что они вообразят себе, едва лишь обнаружат эту внушительных размеров рану… – Генри с испугом отогнал от себя эту мысль. «Словно гвоздем пробитую», – пролетела догадка в голове, но он цепко схватился за неё: «Словно гвоздем!»
И впрямь, рана была колотая, как от массивного гвоздя. Всё большее недоумение росло в душе молодого человека. Странное происшествие совсем сбило его с толку, и он в растерянности, полунагой, сидел на полу под открытым окном, овеваемый потоками осеннего воздуха. Взглядом Генри вперился в одну неизменную точку. Будильник прервал его задумчивость.
По коридорам городской гимназии гордо вышагивал студент семнадцати лет. Весь вид его выражал совершенную невозмутимость: плоские губы плотно сжаты, острый подбородок приподнят, шаги размеренны и неторопливы. Костюм юноши был выдержан в строгих приглушённых тонах. И только бегающий тревожный взгляд выдавал в нём человека неуверенного и малообщительного.
Встретившемуся по дороге знакомому он нерешительно протянул руку в знак приветствия, но тут же убрал за спину, вспомнив про бинт, которым он её обмотал. Протягивать другую руку он не стал, опасаясь недопонимания, и молча прошел мимо. Чужие глаза удивленно посмотрели вслед уходящему Генри.
Генри шёл твёрдой походкой, искоса поглядывая по сторонам. Он игнорировал посторонние взгляды, которые ловил на себе, и спешил поскорее к своему классу. Взгляды эти по большей части выражали заинтересованность – природа не обделила Генри стройной фигурой, – и ему, с одной стороны, нравилось их замечать; с другой же, он совершенно не знал, как реагировать на них, и зачастую оставлял эту заинтересованность без должного внимания.
Длинной вереницей тянулись мысли в сознании студента, кружась и путаясь между собой. Цепочка бесконечных вопросов об утреннем происшествии занимала его голову, но он, стараясь отбросить их в сторону, сосредоточивался на предметах более приземлённых. Так, задумавшись, он вошел в кабинет своего класса позже обычного. Пропуская мимо ушей выговор учителя за опоздание, Генри занял привычное для себя место – самую дальнюю от доски парту, одиноко стоящую и никем, кроме Генри, не занимаемую.
Воцарилась тишина. Нежный ветерок ласково трепал листья бегоний, что расположились у окон класса; его легкие дуновения приносили покой и умиротворение.
Пока преподаватель отмечал в журнале отсутствующих, Генри успел окинуть взглядом класс: чья-то голова уткнулась в учебник; кто-то перешёптывался, беспокойно оглядываясь на учителя; иной дремал, прикрывая рукой закрытые глаза – стоит ли перечислять, чем бывают заняты ученики на школьных уроках.
Гармония класса пошатнулась – чувство неприязни захлестнуло Генри. До чего жалкими показались ему окружающие люди! «Что творится в их умах! Какими ничтожными мыслями и чувствами они заняты. А ведь стоит им заглянуть чуть далее своего носа – они поймут, они очнутся ото сна…» – мысль Генри прервалась хлопком резко открывшейся кабинетной двери.
На пороге класса появилась невысокая рыжеволосая девушка. Одеяние её было небрежно, волосы распущены; выражение лица выражало явное пренебрежение ко всем присутствующим.
Высокомерно