А потом надолго отвадили Ваську от походов в ДК. Купил отец машинку для стрижки. Мать, чтоб не ездить Ивану в Орлец, сама подстригала его. И вот однажды загниголовая озорница Жанка, пощёлкивая машинкой, предложила Ваське:
– Дай-ка твои патлы подравняю, тогда в Дом культуры возьмём.
Васька, конечно, согласилась, чтоб сестра подравняла волосы. Кому не хочется быть красивой?! А та врезалась в волосяной Васькин густерик прямо со лба. Увидев в зеркало безволосую белую полосу, поняла Васька, что обезобразила её голову Жанка, и заревела, колотя Жанку по спине кулаками.
Заглянул отец и, увидев, что сотворила Жанна с его любимицей, выматерился и, прогнав Жанку, остриг наголо плачущую Ваську. Стриженая под ноль Васька, повязавшись платком, убежала к своей спасительнице и утешительнице бабушке Луше в Зачернушку.
– Дак пошто жо так-то она, – всплеснула руками баба Луша. – Ты уж не реви. Вырастут волосы-то за лето-то и ещё гуще станут. Косу заплетём.
Всё лето бегала по Зачернушке стриженая под парня Васька, ожидая, когда вырастут волосы. И выросли ведь и про обиду забылось.
А в Коромысловщине был ещё один страдалец – белобрысый Васькин одногодок Федька Кочергин, мучившийся от золотухи. Ему приходилось ещё хуже. Башка в коростах, и заставляли его пить рыбий жир со столовой ложки. А кто его любит, рыбий-то жир?
Самым памятным и радостным событием в школьной Жанкиной жизни был, пожалуй, первый звонок после первого класса, когда её самую приглядную и нарядную взвалил на плечо десятиклассник Фалалеев и нёс через школьный двор, а она сидела на его плече, трясла колокольцом и улыбалась. Было это событие зафиксировано фотокором районной газеты, мать хранила всё время эту вырезку, уверенная, что станет Жанка отличницей, но почему-то отличницей стать не удавалось. А вот двойки то и дело залетали и в тетради, и в дневник.
Сама жизнь Жанну наказала за её вредность. Не нравилось ей, что в дневнике выставляла учительница двойки. И вот приспособилась она вырезать из старого дневника хорошие оценки и заклеивать ими двойки. Когда Анфиса Семёновна застала Жанну за этим занятием, то натеребила за волосы – долгий кыштым, настегала сырым полотенцем и пригрозила, что отцу расскажет. Присмирела Жанка.
Долго ещё Ваську обижало то, что её за настоящего человека сёстры не признают. Ходила она осенью и зимой в каком-то сером кроличьем малахае, вечно сползающем на глаза. Когда новый был, старшая Татьяна носила его, а потом на Жанку нахлобучили, но та его забросила на шкаф и вот надели на Ваську. Ещё ненавидела она облезлую серо-буро-малиновую подшитую синтетическую шубу, которую подарила горожанка Инна Феликсовна. В ней Васька казалась сама себе старухой. А как хотелось пройтись в новом просторном пальто, какое купили Татьяне. Ей казалось, что такая замухрышистая она будет жить бесцветно и серо и вообще