– Видимо, да! – засмеялась она.
– Меня Александр зовут, – помолчав, сообщил бородач.
Стасенька представилась.
– А он вам, простите, кто? – спросил Александр.
– Он – мне? Ну-у… знакомый!
– И давно вы знакомы?
– Не очень. А вы?
Бородач усмехнулся.
– Да года два уже, наверно…
Познакомились они так. Молодой, подающий надежды ассистент кафедры зарубежной литературы Александр Артемьевич Игнатьев, только что завалив кандидатский экзамен по английскому, сидел в парке на скамеечке, уставившись пустым взглядом себе под ноги. Мимо проходило много всякого народу, и из всех только Юлий остановился и спросил без долгих предисловий:
– У вас случилось что-нибудь?
– С чего вы взяли? – мрачно поинтересовался Александр, с усилием отрывая взгляд от своих ботинок и переводя его на величественные сапоги памятника Максиму Горькому. – Сижу, никого не трогаю…
– …починяю примус, – с мечтательной улыбкой закончил Юлий.
После этого Александру стало уже понятно, что Юлий – «свой», но он всё-таки ещё спросил:
– А с чего тебе вздумалось вдруг к незнакомому человеку чуткость проявлять?
– А я без предрассудков, – сообщил ему Юлий. – Впрочем, можно познакомиться.
Они посидели ещё в парке, сходили в кино, погуляли по городу. Узнав о заваленном экзамене, Юлий хмыкнул:
– Мне бы твои заботы.
За какие-нибудь три дня он натаскал его так, что экзаменационная комиссия в полном составе выпала в осадок, а завкафедрой романо-германской филологии впоследствии дважды пытался переманить Александра к себе, расточая похвалы его лингвистическим способностям.
– Ты знаешь, почему он институт бросил? – спросила Стасенька, незаметно перейдя на «ты».
– Да, – сказал Александр, но развить эту тему почему-то не пожелал. – Ну, где же всё-таки его носит? Двенадцать уже доходит…
– Как – двенадцать? – встрепенулась Стасенька. – У нас общагу в одиннадцать закрывают!
– Правильно делают, – усмехнулся Александр.
Стасенька задумалась. С одной стороны, Рожнов мог, как обычно, приползти ночевать в их 814-ю и, не обнаружив её там, сделать соответствующие выводы. Лора его, к тому же, разумеется, выгонит, и он с горя может отправиться искать приют у более свободомыслящих особ, благо таких в общаге хватает. Но зато с другой…
Стасенька с удивлением отметила, что одна только мысль о скором возвращении Юлия вызывает у неё не то чтобы сердечный трепет, но что-то вроде того: легкую нервную дрожь почему-то в районе желудка.
– Я только про примус не поняла, – сказала она Александру. – Почему тебе после этого стало ясно, что он – свой?
Он пожал плечами:
– Как почему? Потому что Бегемота любит… и вообще…
– Любит бегемотов? –