Повсюду горы да долины,
Устала и свернула к зелёному лужку.
Глядит, а рядом речка,
Серебрится тонкой лентой,
Решила искупаться
И смыть следы дорог.
Сняла ёрой цветастый,
Сложила меч и лук
И скинув все одежды,
Вошла изящно в воду,
Остановившись по колено
В струившейся воде.
А в это время, рядом
У берега за камнем,
Рыбак, вдруг притаился,
Таращился на деву,
дрожа всем естеством.
И тут рыбак коварный,
Задумал непотребство,
Увидев, как бугейша
Нагнулась над водой.
И вот, пока та дева,
Длинные косы омывала
Рыбак напрыгнул сзади
И… Ата-ата-ата-та!…
Наоэ, увлёкшись песней, не заметил, как Оман подошла к нему со спины и схватила за ухо. Дети от души захохотали. Взрослые тоже надрывали животы, толи от того, как закончилась песня, толи от того, как их господин пытается освободится от коварного захвата жены.
–Я же вам говорила, прекратить эти распутные песенки, а вы снова за своё!– причитала Оман.– Что же вы за человек такой? Нельзя спеть о прекрасной любви или захватывающих приключениях?! Обязательно нужно впихивать в каждый текст, свои гениталии?!
– Но так ведь веселее! Ай!– кричал Кагецуна.– Оман, отпусти! Больно! Ай!
–Вы ведь провинциальный самурай, а не столичный чинуша, так, что терпите!– она ещё больше скрутила ему ухо и пыталась добраться до второго. Наоэ даже упал на колени, сложил ладони и взмолился.
–Дорогая госпожа Наоэ! Пощадите! Я так больше не буду! Я сделаю всё, что скажете, только отпустите! Ай-яй!
–То-то же.– Оман резко убрала руку от уха мужа.– Ещё раз услышу твои «весёлые песенки» в присутствии детей, отхожу лопатой по одному «тайному» месту! Чего сидишь? Продолжай работать!
–Хорошо госпожа, слушаюсь.– Кагецуна встал с колен, попятился спиной, отойдя чуть подальше от жены и громко, чтобы все услышали, произнёс.– Теперь я буду петь о прекрасной любви двух молодых вакасю(2) и о захватывающем приключении одного монаха, который воздерживался от любви двадцать лет и наконец, снял с себя этот обет.
–Вот же…– Оман выхватила у одного из мужчин лопату и бросилась на мужа. Тот, с испуганными глазами, кинулся на утёк. Толпа плакала от смеха, пока их господин убегал от жены по глубоким сугробам, а та безуспешно пыталась добраться до него, махая перед собой лопатой и сыпя упрёки в его адрес.
Так прошли дни уходящего года и вскоре настали долгожданные праздники. Наоэ собрал всех жителей замка в своём доме и гуляния прошли не менее насыщенно, чем коллективная уборка снега. После всех возлияний, трапез и воздаяний предкам и богам, Кагецуна наконец-то остался с женой наедине.
Они сидели в обнимку, в тускло освещённой комнате. Рядом с очагом-ирори, дымились ароматные чарки с чаем. Оман положила свою голову на плечо мужу и о чём-то задумалась. Наоэ был счастлив и спокоен. Ни какой суеты, ежедневно творившейся в Касугаяме, ни каких лишних лиц,– всяческих жалобщиков, ростовщиков, монахов и чиновников. Ни надо никуда