Вырывается из рук, УБЕРИ РУКИ, НЕ ТРОГАЙ, НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, МНЕ БОЛЬНО,
Отец отпрянет от нее в ужасе, – Скарлетт, малышка, прошу тебя, прошу тебя, послушай.
– МНЕ БОЛЬНО ПАПОЧКА.
– Где болит, малышка?
– ВЕЗДЕ.
Фигура под одеялом затихает, выкричавшись, в доме поселяется ужас. В доме поселяется ужас, в ее голове хозяйничают тени.
– Скарлетт?
Нет ответа.
Тени в голове, тени снаружи, лезут к ней под одеяло, пытаются достать.
Выходи, девочка.
Выходи.
МЫ НАЙДЕМ ТЕБЯ. МЫ ПРИДЕМ ЗА ТОБОЙ. МЫ ЗАСТАВИМ ТЕБЯ ВЫСЛУШАТЬ. ТЫ СТАНЕШЬ НАШИМИ ГЛАЗАМИ. ТЫ СТАНЕШЬ НАШИМИ УШАМИ. ТЫ СТАНЕШЬ НАШИМ ГОЛОСОМ. МЫ НЕ ОСТАНОВИМСЯ.
Фигура затихает, как отличить реальное от нереального.
Если правда и есть, то она – в них. Не в ней.
***
– Что на тебе надето?
Мне становится смешно и щекотно, это было давно, давно, но оно живое, оно теплое, оно мое.
– Твоя футболка.
Щекой трусь о ношеную, но все еще такую приятную ткань. Улыбаюсь про себя.
– И все?
Я смеюсь, громко, в голос, видел бы он мое лицо – о, видела бы я его лицо, больше, чем уверена, улыбка там дьявольская, ухмылка, и я люблю его в эту секунду, и мне хочется его целовать, и мне хочется его укусить, мы рычим друг на друга как дикие звери.
– И все, Илай.
Он смеется, его голос у меня в ушах, отзывается по всему телу, я чувствую электрические импульсы, одного его голоса достаточно, одного его голоса.
– Принцесса, ты бессовестная.
Я не перестаю хохотать, путаюсь в одеяле, я хочу, чтобы он был рядом. Где бы он ни был, я хочу его рядом, – Ты любишь, что я бессовестная.
Он любит меня бессовестную, когда прижимает к кровати, ладони сжимают запястья, я люблю чувствовать себя маленькой, мы одного роста. Я люблю кусать его, люблю слышать его рычание в ответ, я люблю мятые простыни, я люблю, чтобы это было долго, чтобы это было грязно. Люблю целовать его, люблю его вкус на языке, я люблю то, какой он безапелляционно живой, жизнь его целовала, и я его целовала, обе оставили отпечаток.
Люблю когда сжимает бедра до синяков, прикладывать потом его пальцы, по форме подходят идеально.
Я ЛЮБЛЮ.
Я ЛЮБИЛА.
Его смех в моей голове никак не отзвучит, я цепляюсь за драгоценный звук.
– Я так и думал, принцесса.
Говорит он, и уходит. Я не бросаюсь за ним.
Но видеть его удаляющуюся спину невыносимо.
Воспоминание, старое, поношенное, близкое к телу, сминается и исчезает, исчезает. Проваливается, будто его не было, они выдирают все дорогое, все ценное – одно за другим. Все разговоры, все признания, все поцелуи и все картины, все родные лица, пока в голове не остается только черный ужас, пока вдохи становится делать невозможным. Фигура под одеялом упрямится и втягивает воздух шумно. Громко. Будто всем назло.
ВЕРНИСЬ, Я НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ТЫ, Я НЕ ПОМНЮ, КТО ТЫ, ВЕРНИСЬ, ВЕРНИСЬ, ВЕРНИСЬ.
Стирается даже имя.
ВЕРНИСЬ.
***
– Да