Вас будет заставлять плакать голос на пленке, фотографии, прикосновения к старым вещам, воспоминания о каких-то трогательных привычках и абсолютная безнадежность. Радикальная. Тошнотворная. Вы больше не услышите голоса. Вы больше не прикоснетесь, не уткнетесь носом в теплую кожу. Кожа не будет теплой, я не видела Альбу мертвой и не хочу ее даже представлять такой, мне от этой мысли дурно.
Мертвой, холодной, застывшей. Далекой.
Но Альбы в моей жизни больше не будет, сколько ее ни проси. Вот это невыносимо. Ты живешь с этим ощущением, нужно было видеться чаще. Обнимать дольше. Нужно было говорить о том, как любишь, чаще. Но в итоге изо дня в день переходишь с ощущением, что ничего уже нельзя исправить.
Зачем я был так груб в тот день? Или почему не сказал, что буду скучать, когда я уезжаю?
Я не успела к Альбе.
Ее драгоценного присутствия нет нигде и не намечается, но я случайно улавливаю ее запах, здесь повсюду ее вещи, и понимаю, что меня ждет еще одна бессонная ночь.
Я по тебе так скучаю. Приди ко мне, приди ко мне хотя бы во сне. Почему ты не приходишь?
Оттого ссоры переносятся тяжелее, ранят больше, я учусь постепенно. До Альбы казалось, что все мы бессмертны, смерть была повсюду, но смерть, подумаешь, это то, что бывает с другими. Мы будем всегда. Я реагирую на расставания болезненно, немного завидую таланту Ланы не ссориться по-настоящему ни с кем. Мы с ней не поссорились, это не ссора вовсе, мелкое разногласие, но я прекрасно понимаю, что именно она хотела сказать.
Не говоря уже о том, что как только ее голос исчезает из телефона, мне становится нестерпимо одиноко. Дом на краю света все еще самое лучшее, самое светлое и самое приятное место в мире, вот только без Альбы такое одинокое.
Или это я приношу одиночество в каждую комнату и в каждую жизнь, к которой прикасаюсь. Говорю о нем в каждой своей картине.
Поцелованная в лоб тысячами смертей, могу ли я хотя бы притвориться нормальной? Что во мне вообще осталось нормального?
Лана же.. Лану это будто не волновало, Лане было неважно, какие демоны меня вели, и кто приходил ко мне ночами. Лана – утренняя звезда, я вспоминаю, как в ее присутствии они всегда тревожили меня меньше, я замечаю это только что, безумно запаздываю. Илай, с его удивительными способностями к эмпатии, умело ставил в моей в голове заслон, мне не было страшно, я действительно могла с этим справиться, я успокаивалась от одного его прикосновения, вот он ведет рукой по спине и все исчезает, все становится легким, понятным и простым. Сейчас я испытываю почему-то стыд. Мне нечего стыдиться, ни в любви, ни в доверии к нему, ни в наших отношениях. Но мне все еще невыносимо стыдно. Я вспоминаю как он сердится, как швыряет в меня обвинения в пассивности, потом сразу же в истеричности, без перехода. И мне стыдно, стыдно, стыдно, что я не могла справиться с этим сама. Послушай, я могу