– Нин, что поесть можно? Я голодный, как собака!
Сестра ответила:
– Сам не можешь в печку заглянуть?
– Не могу, руку растянул. Боюсь, пролью весь суп.
Нина выругала брата, распрямила затекшую спину и пошла к дому:
– Пойдем, горе мамино! Что-то вы сегодня рано явились.
– Это мы с Маринкой явились, а те все еще там сидят. Чего сидеть, все равно поклевки нет. Комары зажрали! Вот мы и удрали.
– А руку где успел растянуть?
– В берег влезал, да поскользнулся…
Едва дверь в дом хлопнула, Марина схватила рюкзак. Приоткрыв створку, прыгнула вниз и бегом рванула через огород Беловых к задней калитке. Благополучно миновала огороды и очутилась в своем дворе. На дверях висел замок. Она достала ключ из поленницы и открыла дом. Вбежав внутрь, бросила рюкзак у порога и направилась к зеркалу: лицо выглядело не лучшим образом, но и не так страшно, как она предполагала. Быстро скинула рубашку Толика. Достала из ящика свежую тенниску, лифчик, чистые брюки и переоделась. Синяки на боках действительно были страшными. Они приобрели зловещий багрово-фиолетовый оттенок. Девушка вздохнула: в субботу придется идти в баню последней, чтоб не заметили. Толик появился, когда она принялась за еду:
– Как себя чувствуешь?
– Нормально, только ребра болят. Не знаешь, они еще не явились?
– В доме Горевых тихо. Может, спят, а может и не пришли. Я не пойду и тебе не советую. К Лешке могу сбегать, если хочешь.
– Не надо. Я не собираюсь никуда идти. Колька – мой враг. Насчет Витька –не знаю. Пусть сам решает.
Она допила молоко. Стерла крошки со стола и ополоснула кружку. Пригласила:
– Проходи в мою комнату. Я сейчас…
Парень прошел в знакомую спаленку с уютными светлыми обоями в мелких розочках и сел за стол. Маринка вскоре вбежала в комнату с тюбиком и гримом в руках:
– Ты видел, как Нина этим красилась? Тогда замазывай!
Села на стул и подняв лицо кверху, застыла. Толик трудился около часа. Он даже вспотел от старания. Наконец объявил:
– Готово!
Она подбежала к зеркалу: на нее смотрело ее прежнее лицо. Только приглядевшись, можно было заметить слегка проступавшую синеву и припухлость под глазом и на скуле. Но Маринка вовсе не собиралась давать себя разглядывать. Она улыбнулась Толику:
– Тебе бы гримером работать! Здорово получилось!
Ни отец, ни мать вечером ничего не заметили. Да им и не когда было приглядываться: забивали привезенное с поля сено на сарай. Его была огромная телега, и им пришлось помахать вилами всласть. Маринка собрала в это время огурцы. Затем полила огород в одиночестве, таская воду из колодца на коромысле. Мать принялась за хозяйство: напоила поросят и овец, подоила корову. Дочь посолила огурцы в банки. Возле дома около девяти вечера раздался знакомый свист. Девушка выглянула из дверей. На верхней жердочке ворот, словно воробей, сидел Леха. В предзакатных