– Мам, мне так жаль.
Мама являлась полной противоположностью папы по части объятий. Она всегда обнимала меня так, будто не собиралась никогда отпускать.
– Я в порядке, – ответила она, словно убеждая в этом саму себя.
– Я могу что-нибудь сделать?
Она указала на стул:
– Садись.
Мама, будто официантка, подала мне кекс и чашку кофе, а сама села напротив, наблюдая, как я разламываю его надвое. Из серединки кекса поднимался пар.
– Как хорошо, что ты дома.
Она протянула руку, чтобы поправить спутанный завиток на моем лбу.
– Так и не надумала пойти сегодня со мной на похороны? – ненароком спросила я, медленно отламывая кусочки кекса. – Закроешь гештальт.
– Я закрыла его много лет назад. – Она поднялась из-за стола и подошла к раковине, чтобы помыть противень.
Закончив с едой, я поставила пустую тарелку в мойку и встала рядом с мамой, почти вплотную, как ей нравилось.
– Я переживаю, что потом ты пожалеешь, если не пойдешь.
Она посмотрела на меня и прокатилась своей холодной, мокрой рукой по моей щеке.
– И откуда у меня такая замечательная дочка? – На мгновение ее губ коснулась улыбка, но затем она вновь повернулась к грязной посуде. – Правда, солнышко, я в порядке.
Форест-Лаун находился в получасе езды от дома моих родителей, и я на всякий случай вышла за сорок пять минут до начала. Мама с папой одолжили мне свою машину и сейчас махали мне на прощание с подъездной дорожки.
Я опустила окно перед тем, как завести двигатель.
– Вас точно никакими уловками не заманить со мной?
– Миранда, езжай, – слишком настойчиво отрезал папа.
– Увидимся, когда вернешься, – добавила мама.
Отъехав от дома, я вновь взглянула на маму, надеясь увидеть на ее лице хотя бы какой-то намек, какое-то доказательство, что ей больно, несмотря на слой косметики, нанесенный утром, дабы специально сбить нас с папой с толку. Однако мама лишь помахала мне рукой, будто я собиралась на выпускной, а не на похороны ее единственного брата.
Кованые, железные ворота кладбища Форест-Лаун напомнили мне Восточное побережье – так там выглядели ворота гольф-клубов премиум-класса. Я опоздала, хоть и выехала заранее. Точнее, опоздала на двадцать две минуты, что было паршиво даже по меркам Лос-Анджелеса, где из-за вечных пробок все мероприятия начинались на десять минут позже, чем предполагалось.
– Где похороны Силвера? – спросила я охранника, и тот указал на проезд, ведущий к холму в дальнем углу кладбища, в противоположной стороне от громких имен, которыми пестрили более заметные надгробия.
У разрытой могилы стояло около сорока человек. Эти люди оказались куда более молодыми, необычными и стильными, чем я предполагала. В темных джинсах и футболках или в узких трикотажных платьях. Я поправила воротник своего черного платья