Мы выехали со стоянки и направились к дорожной развязке.
– Как в этом году с цитатой Стэнтона?
Каждый учебный год я заканчивала темой про смерть Линкольна. Вскоре после смерти президента его друг и военный министр, Эдвин Стэнтон, почтил память почившего, сказав: «Теперь он принадлежит годам».
Или же он сказал: «Теперь он принадлежит богам»?
Этот вопрос я всегда задавала своим ученикам. Врач Линкольна решил, что Стэнтон сказал «годам», а вот секретарь-референт услышал «богам». Теперь все гадали: суждено Линкольну, согласно Стэнтону, стать частью истории или загробного мира? Ученикам предлагалось высказать свое мнение по поводу обоих вариантов, таким образом дискутируя, что же на самом деле пробормотал Стэнтон. В конечном счете вопрос ведь действительно неоднозначен.
– Слова Стэнтона остаются загадкой, – ответила я.
«Мы должны пропускать через себя опыт исторических событий, – говорила я своим ребятам. – Только тогда мы определимся, как именно толковать наше прошлое и что для нас важно сегодня».
– Мне кажется, многие уловили смысл. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Ты делаешь все возможное. А заботиться о прошлом или же нет – это уже им самим решать.
Папа резко затормозил, когда нас внезапно подрезал автобус-шаттл.
– Помнишь, как Билли однажды пришел к нам ночью?
– Конечно. – Его внимание было сосредоточено на автобусе, пытающемся втиснуться в небольшое пространство между двумя машинами.
– Мама вроде бы мне говорила… но я забыла, почему они тогда поссорились.
– Понятия не имею. – Папа просигналил внедорожнику, появившемуся перед нами. – Давай быстрее!
– То есть ты не знаешь, что тогда случилось?
– Я знаю только, что Билли пришел пьяный и сказал маме, что не хочет больше с ней разговаривать. – Он ловко объехал пробку, и мы выбрались на бульвар Сепульведа, где движение рассеялось. – А потом он купил тебе эту дурацкую собаку.
– Но Билли не был пьяным. – Я вспомнила его вспыхнувшее лицо и стеклянный взгляд. – Или все-таки был?
Папа свернул на Оушен-Парк. Чем ближе мы подъезжали к океану, тем более прохладным и соленым становился воздух. Я опустила окно и вдохнула полной грудью. Каждый раз, когда я приезжала в Лос-Анджелес, я воспринимала этот город, как дом моих родителей, а себя чувствовала скорее гостем, чем местным. Я не могла признаться в этом маме. Она все ждала, что я, как и она когда-то, вернусь обратно в Южную Калифорнию, но мне даже думать об этом не хотелось. Я не собиралась вести уроки о кинозвездах и музыкантах. Режиссерах. Работниках телевидения. Не собиралась преподавать историю США в штате, который стал частью союза только после компромисса 1850 года. В глубине души я не являлась калифорнийкой, анджелино, как называли жителей Лос-Анджелеса. От тоски по родине остался только запах океана.
– Слушай, –