Гитлер_директория. Елена Съянова

письмах дает такие идиллические картинки их с Адольфом «заточения», что становится понятной одна фраза, которую, по словам Гесса, как-то раз произнес Гитлер: «Свои самые по-человечески счастливые дни я провел в тюрьме». Что это за род счастья, и в чем оно состояло? Думаю, в том, что впервые в жизни после смерти матери об Адольфе Гитлере кто-то настырно заботился. Здесь проявился парадокс его характера: диктатор и насильник по природе сам желал насилия над собой в частной жизни. Орал, ругался, называл себя «негром умственного труда», а Гесса – плантатором, однако продолжал работу над книгой. Под давлением Гесса бросил курить, кое-как научился плавать, хотя патологически боялся воды. Позволял втискивать свою богемную разбросанность в жесткий каркас распорядка дня. И уж Гессом-то, во всяком случае, был вознагражден. Это случилось в феврале 24-го. Гитлера посетила небольшая делегация рейнских нацистов, и Гесс впервые, желая придать значимость Адольфу в глазах, как он пишет, «малознакомых товарищей», обратился к лидеру партии не с банальным «герр Гитлер», а отстраненно-торжественно – «мой фюрер».

      Все это «счастье», однако, близилось к завершенью: весной 24-го на выборах нацисты набрали аж 2 миллиона голосов и получили 32 места в Рейхстаге. В феврале 25-го запрет с НСДАП был снят, а это значило, что нужно вытряхиваться на волю и начинать разгребать авгиевы конюшни штрассеровского социализма, загадившего партию, восстанавливать газету, печатать книгу, драть глотку, кланяться власть имущим, флиртовать с рейхсверовцами, в общем, самоутверждаться.

      Никакой радости при выходе из Ландсберга у Гитлера никем замечено не было. За порогом тюрьмы дожидалась его тягомотная история, «кротовая работа» – с 25-го по 32-й год – следующие семь лет, подготовившие взрыв всего того, что в первой трети XX века еще именовало себя «устоями».

      ГЛАВА 2. ГОВОРЯЩИЙ АРХИВ

      Подковерная олимпиада

      «Мы банкроты, и планы наши людоедские. Ты, как никто, знаешь это, – писал 3 июля 1936 года Альбрехт Хаусхофер заместителю фюрера Рудольфу Гессу. – Накладные бицепсы и маска человеколюбия для олимпиады? Хорошо, я приеду… чтобы увидеть мою Германию в этой маске… может быть, в последний раз».

      Альбрехт Хаусхофер, сын знаменитого геополитика и близкий друг Гесса, был прекрасно осведомлен и о тяжелом экономическом положении Германии к лету 36-го года, и о подлинных планах Гитлера по «выкачиванию из Европы еврейской крови» и завоеванию мирового господства. Знать-то знал, однако в конце июля приехал-таки в Германию, чтобы, по его словам, включиться в «олимпийские игры». Именно так – в кавычках и с маленькой буквы, поскольку речь шла не об открытых состязаниях спортсменов, а о подковерной возне сильных мира сего.

      К началу августа, вслед за официальными делегациями, состоящими из улыбчивых атлетов и прыгуний, а иногда и опережая их, в Берлин начали во множестве прибывать озабоченные и малозаметные личности с дипломатическими паспортами из Британии, Франции,