– Тимофей, если бы ты снаряжал тромблон, сколько картечин положил бы?
– Смотря какая картечь… если средняя, то не больше девяти, а если крупная, то пять в самый раз.
В Полушкина стреляли явно не крупной, я бы даже осмелился предположить, что и не средней, а что-то между IV и VА, а такой влезет десятка полтора. Кстати, ствол у пистоля бронзовый и, судя по насечке и украшениям, отнюдь не дешевый. Станем считать, что пороховой заряд был минимальный. Глупость, но как версия сгодится. Тут стальные стволы не слишком надежные, а уж бронзовый и подавно подозрение вызывает. Теперь считаем: две картечины угодили в голову; несколько, пусть их будет две, прошли выше и разорвали шляпу; четыре как минимум попали в ножи. Всего получается восемь, где остальные? В стене нет ни одного попадания. Хотя… есть. Если посмотреть на три шага левее от места, где лежал поручик, видны выщерблины. Вот они, и если я все понимаю правильно, преступник стрелял не в Полушкина, а в того, кто стоял слева от него, и мой попутчик-охранник просто попал под раздачу.
– Тимофей, а кто еще с вами был?
– Не было никого, вашбродь, – ответил бывший солдат, сделав придурковатое лицо.
– В момент выстрела где ты стоял? Покажи.
– Там, за углом. Если б этот Смит деру собрался дать, то туточки я б его и приголубил.
– А он, значит, не назад, а вперед рванул, на поручика.
– Истинно так.
Вроде и не прояснил ничего, но одну немаловажную деталь я понял: всей правды ни Полушкин, ни Тимофей мне не сказали.
Вечер и ночь пришлось провести в доме гостеприимного Пятницкого, а затем и еще один день, исключительно по настоянию доктора. В принципе, задержка в Смоленске определила наш дальнейший маршрут. Вместо двух катетов пришлось выбирать гипотенузу.
разговор, который я не мог услышать
– Как ты, Иван Иванович? Не сильно упырь этот тебя задел?
– Бывало и хуже. Ну, ничего, я ему тоже отметину оставил. Однорукий он теперя. Не скоро заживет.
– Кто ж знал, что Смит не один придет. И чего он его спугнул?
– Поздно причитать.
– Где ж нам теперь искать его, а? Брату-то что сказать? – продолжал канючить Тимофей.
– Где-где, на кудыкиной горе. Затаится он сейчас. Осторожно! По живому дерешь!
Тимофей в это время менял повязку на голове поручика.
– Хитер иноземец, – сетовал солдат, – не принес дневник.
– Принесет, куда ж он денется. Ему пашпорт нужен, а получить его можно лишь у одного человечка.
Посмотревшись в зеркало, Полушкин усмехнулся про себя: «…А подельника его я вспомнил, расстрига Арещенков. Думал, в Варшаву подался, ан нет, снова здесь. Ну, ничего, в следующую встречу я тебе второе клеймо поставлю».
Оставленный