Перестав созерцать школьный асфальт в трещинку под ногами, я поднял голову. Первое, что увидел, – легкие, волнистые и чуть-чуть укороченные пряди, открывающие Его сияющие глаза. Второе – костюм. Тот самый, что приглянулся мне. Я ненавидел Его. Это была смертельная ненависть, живых не останется. Я толкну Его в лужу, я испачкаю Его спину мелом, напишу на пиджаке «лох», приколю бумажку с идиотскими пошлыми фразочками, я буду доставать Его вечно, пока Он не запросится обратно, в свою старую расчудесную школу… Я больно зажмурился, до темных кругов, стиснул в кулаках бедные стебли цветов. Я не мог пережить позора, я не мог позволить Ему видеть меня уродом.
– Ты не хочешь со мной дружить, да?
– Нет, – со злостью плюнул я, – это Ты не захочешь дружить с таким уродом, как я!
Он долго-долго меня разглядывал, скользил своим оценивающим взглядом с ног до головы… Скрываясь от стыда, я отвернулся. Невыносимо. Лучше умереть, чем вынести это.
– Ты не урод.
– Ага, а кто? Ты видел меня, эту голову?
– Голова как голова, – Он издал слабое подобие смешка.
– Ну вот, Ты уже смеешься надо мной, а дальше что, на спине мне напишешь мелом «лох», да? Сделаешь так, я Тебе в глаз дам, понял?
Вечером кто-то позвонил в дверь. Гостей мы не ждали, отчего родители недовольно переглянулись.
– Кого это черт принес?
– Женщину, – самоуверенно заявила мать.
Дело в том, что за ужином я уронил на пол вилку. Постучи тупым концом по дереву, мгновенно среагировала мать, от страха округляя глаза. Я стукнул три раза. Так было необходимо сделать, чтобы в дом не явилась незваная гостья. Падает маленькая ложка – к ребенку, суповая ложка или вилка – к женщине, нож – к мужчине.
– Да ну тебя, – отмахнулся отец и, встав с дивана, направился к двери.
Через секунду он крикнул, что это ко мне.
– Марк, к тебе!
За полуоткрытой дверью что-то мельтешило. Маленькое и тощее.
Осторожно я выглянул за дверь. Наверное, походил я на круглого дурака, таращась на Него. С точно такой же прической, как у меня.
– Ну Ты и дебил! – завопил я, хватаясь обеими руками за Его лысую голову.
Как Он мог? Кончиками пальцев я искал подтверждение, что это обман какой-то, розыгрыш, что не Его прекрасные волосы, кажущиеся мне неисполнимой мечтой, исчезли с глаз долой… Он убил меня, Его несговорчивая щетина убила меня. В эту минуту я ненавидел Его вдвойне, нет, втройне, да что там, в тысячу раз! И в эту же минуту я любил Его, как никого и никогда в своей жизни.
***
За пять минут до начала первого урока учительница представила Его всему классу. Вдвоем они стояли у школьной доски с одной-единственной записью «Второе сентября». Пока я ждал их появления, то перечитал «Второе сентября» на миллион раз, отчего потеряло смысл и «второе», и «сентября». Сущая околесица, ей-богу.
Когда