Трактирщик, пребывая в глубокой задумчивости, протер кружки, стойку, и едва не протер Птицу. Она отпрыгнула с игривым писком.
– Может, и не придется, – все еще задумчиво сказал Трактирщик, – Здесь, в Веселом квартале, есть одна китаянка. Вы могли бы расспросить ее о Поднебесной стране. Для начала?
Кочевник хмуро взглянул на него:
– В Веселом квартале? Ты шутишь?
– По мне, так разумнее поискать китаянку в Веселом квартале, чем железную дверь в небе, – пожал плечами Трактирщик.
Кочевник шумно вздохнул, но вынужден был согласиться.
Как ни крути, а мысль неглупая.
Он встал, выложил на стойку несколько монет, и усадил Птицу на плечо.
– Ваша история стоит ужина, – Трактирщик отодвинул монеты, – Давайте объясню, куда идти.
– Веселый квартал, – буркнул Кочевник, – Не железная дверь в небе. Каждый укажет.
– Этот город построили пираты, мародеры и бедовые купцы. Он никогда не спит, и кварталы здесь – один веселее другого.
Город, и в самом деле, не спал.
В лабиринте узких улиц бился заплутавший морской ветерок, доносил откуда-то смех, и брань, и вороватые шаги. На площади какие-то оборванцы, обнявшись, орали похабную песню, как пьяные матросы (а, возможно, это и были пьяные матросы). В доках кипела работа. Пахло рыбой, цветами и морем. Море вздыхало, шептало во сне, во тьме, раскинувшись бесконечно под черным бездонным небом, полным звезд.
Кочевник неохотно отвел взгляд от неба, от звезд, и свернул почти у самого порта в боковую улочку с редкими еще, вразнобой стоящими домами.
Этот Веселый квартал только начали отстраивать, и здесь было относительно тихо.
Он прошел мимо каменного дома, из которого доносились музыка, женский визг и грубый мужской смех. И мимо деревянного дома, из которого доносились музыка, женский визг, и грубый мужской смех.
У бумажного дома остановился.
Здесь лишь тихая музыка плыла, вплетаясь в ночь, и в шепот моря, и в трепещущий ветер, и в медвяный, дурманный аромат цветов, такой густой, что, казалось, лепестки кружатся, танцуют в воздухе, не в силах противостоять порывам ветра – или тихой музыке?
За невысокой оградой поблескивал маленький пруд. В воде отражалась луна, мерцала как круглый, тусклый глаз мертвеца, уставившийся в озаренное луною небо. У дома росли крупнолистные кусты, усыпанные щедрыми гроздьями душистых, невиданных им прежде цветов, похожих на маленькие лиловые солнца. Мягко светился белый бумажный фонарь, точно кто-то пролил в сиреневую тьму ночи чашку хурэмгэ. У пруда на соломенной циновке сидела девица и играла на хуре – или чем-то подобном.
Была она красоты небывалой, дивной такой красоты, что Кочевник загляделся на нее, засмотрелся, глаз не мог от нее отвести.
– Не похожа она на бобра, – нерешительно сказала