замерли, сгорели и восстали из пепла. Темнота продолжалась, но вот сцена открылась, и вышел человек, открыл поэтический вечер, хотя был день и светило снаружи инди-солнце, представился, прочел список поэтов, членов жюри и ушел, назвав первого выступающего. Им была девушка, лет двадцати пяти. Она прочитала себя. После нее вышел парень. Он озвучил весь зал, каждого отдельного человека. Такими были стихи. Вскоре вышел и Михаил. Выступил. Много хлопали. В конце вечера объявили победителей. Ему дали второе место. Дипломы, речи, фото, фуршет. Михаил ел и пил с поэтами и членами жюри во дворе. Стояли столы с вином. Закуски окружали бутылки. Михаил довольно быстро напился, полез целоваться с одной мастерицей поэтического слова. Поцеловал ее в губы и вырез на груди, также в место зарождения стихов, их появления в свет – в точку соединения тела и души. Нетвердо стоял на ногах, читал свои стихи и чужие, забывал, проглатывал строчки, косил ужасно глазами, доставал монеты и швырял их в воздух, устраивал фейерверк. Ходил колесом, босиком и на руках. Радовал себя и других. Раздавал себя им. Брал пригоршнями себя и бросал людям. И радость текла и неслась, ломая руки, ноги и ребра. Всем было хорошо, временно и эпично. Вечер кружил их в танце, солнце опускалось земельно, наставала пора расставания, а потому безудержного веселья. Михаил вскоре ушел, так как сил уже не было, поднялся к себе, зашел на сайт проституток и вызвал одну, дождался ее, выпил до дна, а пустую кожу надул и подвесил к окну снаружи. Та развевалась там, пыталась улететь, но на самом деле была довольна судьбой. А Михаил залез под холодный душ, отрезвел процентов на шестьдесят, посмотрел телевизор и завалился спать, поставив на семь утра телефон: завтра отъезд к себе, возвращение вспять. Снилась Килиманджаро, высь, африканцы страсть, белые зубы снега. Он вскочил от будильника, собрался, позавтракал и поехал в такси на вокзал. С грустью рассматривал город, тот между пальцев тек. Убегал назад, лая и оборачиваясь на неприятеля. Скулили и выли камни, железо, пластик, стекло. Люди успокаивали и убивали их, так как не могли привести в чувство. Михаил доехал до места, протянул электронный билет проводнице, поднялся наверх, накатил с соседом, который пил пиво и молча протянул запасную банку ему. Так и прошла дорога: в питии и разговорах, излияниях, трепе, серьезе, знакомствах с девчонками и не только, в седых слеповатых быках. Михаил пил и трезвел от этого, отходил от пьянства реальности, где гвоздь – это гвоздь, а не остановка со шляпкой, снятой с головы Шапокляк. Доехал к себе глухой ночью, сошел, пожелав всем удачи, зашагал по выжженной минометным огнем колес и подошв земле. Встретил товарища, встал с ним у лавки, взяв водки, распил с ним, рассказывая о поездке, стихах, грехах. Тот подивился поэту, попросил прочесть что-нибудь, послушал, поблагодарил, выпил и закурил. Сказал, что хорошие поэты рождаются после своих стихов и от них. Поэзия раздвигает ноги-рельсы-строки и рождает человека-поезд-поэта. Так они дожили до утра, разошлись, разбрелись и разъехались – одновременно, Михаил угодил к себе,
