– Что ты, – забеспокоился Ханс, заглядывая ей в лицо, – Что случилось?
– У тебя сахар под ногтями, – прошептала Лукреция.
Чашка на столе
Если Отто Шмидт уставал, он наливал рюмку водки. Если Отто Шмидт забывал ее выпить перед ужином, это значило, что он действительно очень устал. И тогда он падал и засыпал.
И вне зависимости от того, насколько усталым был Отто Шмидт, каждый раз, подходя к своему дому со стороны Шаттенштрассе, он поднимал голову и смотрел в окна – горит ли свет, есть ли дома кто-нибудь. Открывая дверь ключом, он улыбался и думал – вот бы сейчас тот, другой, который дома, вышел из кухни, вытирая руки полотенцем, и сказал: «Устал? А я чай завариваю». Или крикнул бы из спальни: «Иди сюда, я еще в постели». Или он стоит на табурете и меняет лампочку, и глядя на запрокинутое лицо Отто, скажет: «Ты вовремя, дай пассатижи, патрон застрял».
Ни единого раза Отто Шмидт не пришел домой, когда там кто-то был. Отто жил один.
И поэтому, поднявшись по лестнице и открывая дверь в квартирный блок, он каждый раз ожидал увидеть кого-то, ждущего его. Незнакомого человека, который скажет «Привет, ну наконец-то». Человека, который знает его, который ему улыбнется, назовет его по имени и скажет, что давно его ждет. Может быть, у него будет с собой дорожная сумка или чемодан. А может быть, когда Отто откроет дверь своим ключом, за дверью будет его квартира, в которой он увидит неопровержимые следы пребывания того, другого человека. Человека, который его ждет.
У Отто Шмидта, конструктора из проектного отдела, было достаточно друзей и девушки его обожали. Ему всегда звонили коллеги, когда оставался билет на футбол или в оперу, его приглашали на вечеринки и с удовольствием звали на праздники. В нем было что-то, что привлекало людей. Но видимо, этого было недостаточно, чтобы кто-то ждал его.
Обаятельный, независимый, всегда знающий, что сказать и когда промолчать, Отто вопреки всей своей самостоятельности был задуман и спроектирован как парный предмет, не имеющий ни малейшего смысла без другой детали. Как болт и гайка становятся бессмысленными друг без друга и не могут быть использованы по отдельности. Большую часть жизни Отто чувствовал себя гайкой, повешенной сумасшедшим экстрасенсом на шерстяную нитку, чтобы раскачивать с умным видом над натальными картами и нести чушь про асцендент Марса в Козероге. То есть использованным не по назначению и униженным этим. Чувство полного единения с реальностью он ощущал, когда разворачивал чертежи. Видимо чертежи прилагались к нему с другой стороны мироздания, как к гайке прилагается гаечный ключ, а к болту отвертка.
Отто поднялся по ступенькам, достал ключи. Света в окнах опять не было. Он открыл блок –