От нервов что-то случилось с матерью Ольгой Семёновной – начало руки сводить. Дояркой работать – невмоготу. Мучалась, не зная куда себя деть. На тяжёлую работу неспособна, а лёгкой в деревне нет.
– Пойдём думать, – сказал Ольге брат Яша и из Кривобора переманил её в Дергачи.
Он работал здесь комендантом. Собрала Ольга свой скарб – сундучишко, лавку, ведро да кастрюлю и перебралась. Работа по лету не такая угарная, как на ферме. Считай, три года жила-мучилась в общежитии, где всё на виду у всех.
А потом Яша расстарался, огуревел для них эту выгородку, лишив жильцов коридорного окна и пожарного выхода. Басил, что имеет на это указание от начальства. Здесь Славка и рос.
Одно время Славку даже называли дитём барака. Мать затемно уходила на работу, поэтому будила и кормила его старуха Дуня Березина, которую с лёгкой руки того же Славки стали называть Дундя Березиха. Зимой и весной он терпел её наставления, ожидая маму.
Старуха Дундя Березиха была немного колдуньей, промышляла знахарством: заговаривала пупки, грыжу, снимала головную боль, бралась лечить даже тайные мужские пороки. Она и признала у Славки болезнь – урос. Урос – это когда ребёнок капризничает без останову, в общем – уросит. Славка ревел из-за того, что летом в самую жару, волокла его Березиха с собой на карьер полоскать бельё. Идти приходилось по нестерпимо горячему песку. Подошвы горели. И он хныкал:
– Возьми на ручки, Дундя Березиха. Дундя, ножки жгёт.
– Какая я тебе Дундя? Да как я тебя возьму-то, коли корзина с лопотью в руках.
На траве около карьера ноги не жгло, зато кусало комарьё и оводы. Славка опять ревел и уросил.
– Ох, ты, сопливое золотко. Ну, пореви, пореви, – утешала Славку Березиха.
– Урос у него, лечить надо, – сказала с озабоченностью в лице Березиха матери. – Знаю я средство.
Славка запомнил, как его на полном серьёзе «лечили», протаскивая между поперечин пожарной лестницы. И Березиха, и Ольга Семёновна остались довольны «лечением», считая, что после этого ребёнок перестал уросить. Да ведь лето кончилось, а осенью песок не «жгёт» и оводьё не жалит.
Ольга Семёновна лелеяла своего единственного сынулю, припасала кусок послаще, гладила по головке, называла по-деревенски «мака». Мака – это значит, баской, то есть хороший и красивый, да ещё смирный, послушливый. В детстве Славке нравилось, что называют его Макой, а когда в школу пошёл, стал сердиться на мать. И так весь барак его Макой зовёт, не хватало ещё, чтобы он для школы стал Макой.
Вреднючие двойняшки – Тамарка и Нелька Топоровы, прозванные Сестренницами, узнали про Маку – и ну дразнить. Орали с противоположной стороны улицы:
– Мака, Мака, – тьфу, собака.
Славка срывался с места и бежал за двойняшками. Те с визгом разбегались в разные стороны, и откуда-нибудь из-за поленницы опять раздавалось:
– Мака, Мака, – тьфу, собака.
Долго изводили его эти вредины.
А потом объявили, что обе любят его.
Заболела