Библиотечный характер комнат делал Анну похожей на бумажную: буфет легко было превратить в книжный шкаф.
Если же книжный шкаф превращался в платяной – внутри, на полке, скомканная, оказывалась некая кофточка с огромным бантом.
Анна смотрела на диван, подозревая пятна; по обеим сторонам дивана, на палисандровых тумбах горели бронзовые лампы, их свет умерялся матовыми шарами.
Стол был невелик – Анна не помещалась на нем вся; скатерть спускалась так, что лежала на коленях у всех сидевших.
Анна забиралась поглубже в кресло, откатывалась в тень и начинала —
Она шлифовала ногти замшевым полиссуаром и пудрой.
Глава седьмая. Знак жизни
Была пора, и было время.
Пора принять душ, изготовить барана, вынести мебель.
Время приехать к поезду, подновить сердцеграмму, завязать интригу.
«Эмблематические фигуры» – достаточно обозначить их так, и о прочем догадаешься сам.
Они ходили по кругу на башне часов, с мелодическим звоном.
И Анна догадывалась —
Бог держит знак жизни у носа царя – царь прочищает ноздри и ему пахнет яблоками; демон свободы и правды – что держит он возле ушей царицы?!
Отец (Пушкин) когда-то танцевал с царицей на зеркальном паркете Зимнего, и в детской аудитории до сих пор и до сего времени живет легенда относительно того, как все выглядело.
Отец и царица давно сами ушли в паркет, но, если им создавали условия, могли перебраться на стену и прыгали там, удлиняясь и растягивая себя.
Шторы на окнах расписаны были красными и синими Келдышами; лепные потолки представляли летящего в голубом пространстве пухлого отца Гагарина: Анна мирилась.
Через Алабина у нее была связь с бесконечностью, и бесконечно она могла повторять за кем-то, что вера – это кредит, а за гробом нас ждет «великое может быть».
Мичурин находил, что у нее вкусный рот, но Анна ни за что не отвечала. Она лишь ощущала, ждала, размышляла, и Иван Владимирович, приезжая, только понапрасну тревожил ее густым яблочным духом.
Бог ли изгонит из нее демонов или они прогонят Бога?! – Этот вопрос для себя решал Толстой, но какую-то Анну следовало назвать иначе.
Он не желал и мало того: еще нескольких запавших ему дам крестил Аннами: им выдан был долгосрочный кредит доверия: хочешь – лежи на кровати, не хочешь – сиди в кресле или стой за шкафом.
Именно за зеркальным шкафом, хотел он думать, Анну ждет, может быть, —
Куда бы он ни приходил – везде преобладали Анны: празднично они беседовали, грациозно посмеивались; корсажи у иных обтянуты были стальными сетками и горели, как кирасы акробатов. Ему мелькали вдруг хрустальные талии. На плече полной Анны в темно-лиловом платье дрожал красный бант. Позже комнаты наполнились чем-то вроде облачков, полупрозрачных и бликующих, и только, как сквозь призму, можно было различить уже вдали: все Анны – графинчики!
Детская