Капитан был хозяином турецкого кафе, которое не имело ничего общего с пиццерией. Пиццы представляли собой неудавшиеся фрагменты текущего меню, а также те блюда, с которыми капитану не удалось справиться. На первый взгляд, они казались отвратительно спекшимися, слипшимися или перегорелыми выварками. Но не менее от этого вкусными, надо признать – таково свойство турецкой кухни. Ходжа любил придумывать папиным вываркам громкие названия. И обожал фотографировать это на телефон. На фоне общей непопулярности телефонных сетей в Санкт-Паули Ходжа Озбей оставался единственным, у кого в телефоне можно было фотографировать. Из фотографий там присутствовала только еда, и при этом экспериментальная. Остальное он удалял. Ходжин подход к фотографированию напоминал хорошо подстриженную лужайку.
Еда – ерунда, – сказал Олли Нож-для-Огурцов.
Cломав баранку пополам, он закрыл свой контрабасный ланчбокс на два ключика.
– Есть надо редко, – добавил он. – Есть надо так, чтобы постоянно сосало под ложечкой. И ещё куковало в желудке.
Сообщив эту глупость, Олли закуковал. Докуковав, он запустил половинкой баранки в Бюдде. Это был вызов. Бюдде недовольно нахмурился. Вызова Олли не принял, потому что своими бесконечными вызовами Олли надоел не меньше, чем Ходжа желанием накормить всех подряд.
– Куковало в башке… – пробормотал Бюдде и повертел пальцем у виска.
Несмотря на отвергнутый вызов, Олли Нож-для-Огурцов был доволен. Говорил он всегда убедительно. Но если бы он не зажевывал свои слова рассыпным мармеладом, это звучало бы это убедительней в десятки раз. Если бы не предательский мармелад, который Олли Нож для Огурцов постоянно держал во рту, быть ему диктором на каком-нибудь гамбургском телевидении. Что же, таким был наш Олли. Нож… но не для мяса, а для огурцов.
Пока Бюдде выливал суп из ланчбокса, Ходжа подтянул шорты и хитро переспросил, под какой ложечкой Олли хочет, чтобы ему сосало. Он заранее наметил зону удара. Но Олли, опередив его, конечно же сразу пошёл на таран. Он врезал Ходже головой в солнечное сплетение. Ходжа с трудом удержался на ногах. Они забоксировали. В шутку. Затем всерьёз. А я, несмотря на то, что была судьёй, схватила мощный хук, не успев понять, что бокс зашёл слишком далеко.
– Эй, – возмущению моему не было предела.
Ходжа уже бил Олли по ушам, копируя азиатский бой без правил.
– Заканчивайте! – потребовала я.
– Ни за что, женщина – сказал Олли, отбоксировав Ходжу в сторону. Теперь боксировать ему пришлось с тенью, потому что Ходжа ушёл от удара на другую сторону переулка. Женщин Олли Нож-для-Огурцов и вправду не очень любил. Такой он был человек.
5
Препирательства завершились звонком единственной женщины, имеющей на Олли влияние. Этим человеком была его мама, фрау Клингер из поликлиники, её можно было узнать заранее, по звуку сигнала в Оллином телефоне. Он был единственным, который не симулировал вой зверей или зловещее шуршание